Сапог захихикал, продолжая манить Данилыча.
* * *
– Ты видел эту тетку? – спросила Елена, когда они с Борисом уселись в «Инфинити». – Ну, что сейчас ошивалась у подъезда этих алкашей? Как там ее… Ольга?
Борис задумался, и из извилистых закоулков памяти, словно пузырьки воздуха со дна газировки, выскочили обрывки истории, поведанной Марией:
«Ольга… мужа и сына застрелили браконьеры… она ухаживает за детками…»
Да, у подъезда была та самая женщина, с которой они столкнулись в квартире.
– Видимо, она действительно испытывает к нашим детям теплые чувства, – осторожно предположил Борис. От него не ускользнуло, что при этих словах круглое лицо супруги застыло, словно отлитое из бронзы.
– Куда мы поедем? – спросил он, включая обогрев машины. – В полицию? С девочками может что-то случиться. Дело к ночи, а на улице метель! Где они?!
Елена медлила, и это не нравилось мужчине.
«Похоже, она уже не очень-то хочет принять на себя опекунство над этими детьми», – печально подумал Борис, тем не менее не решившись озвучить вслух свои мысли.
– Знаешь, Боря, у меня есть для тебя новость, – вдруг произнесла Елена, и он с удивлением уставился на жену.
Между тем она вынула из сумочки свой смартфон. На глянцевой поверхности гаджета заиграли бледно-желтые блики дворового фонаря. Указательный палец Елены с ярко-алым ногтем «оживил» экран смартфона, вспыхнули стройные ряды иконок.
– Может быть, это судьба, – тихо сказала она, открывая какое-то письмо. – Я имею в виду Антошку и Анюту, тех самых двойняшек, что понравились нам с самого начала.
– Мы только сегодня их вспоминали. Но ведь их вроде как уже пристроили… Или что-то изменилось?
– Да. Вот письмо из муниципального органа опеки Тихвинского района, – сказала Елена, и Борис буквально кожей ощутил сквозившее в голосе супруги торжество, которое вот-вот готово было выплеснуться наружу, словно вскипевшая вода. – Вчера утром отца этого так называемого семейства арестовали за взятку. Жена забрала документы на усыновление, сказав, что сейчас им не до детей. Малыши свободны.
В салоне машины зависла долгая пауза.
Елена полистала файлы в гаджете, остановившись на фотографиях сироток.
– Что ты хочешь сказать? – глухо спросил Борис. В мозгу все еще звенели слова чумазого малыша в разрисованных трусиках:
«А вы нас плавда забелете?»
«…ты ведь еще мне подалишь лобота? а то мой сголел…»
– Сам подумай, – фыркнула Елена. Она была явно раздражена непонятливостью супруга и ткнула смартфон ему чуть ли не в лицо:
– Может, это наш шанс? Может, это судьба, Боря? Взгляни, какие они чудесные!
Борис молча смотрел на улыбающихся двойняшек, однако воображение мужчины мгновенно нарисовало лица девочек, которых они так и не дождались. И если уже вполне взрослая Марина относилась к нему с подчеркнутой вежливостью и даже настороженно, то Саша, эта прелестная кроха с носом-пуговкой и веснушками, только при его появлении уже пищала от восторга и кидалась к нему на шею. А уж когда он в очередной раз привез ей плюшевого ослика, девочка, по словам Марии, и вовсе с ним не расставалась…
– Ты…
Он прочистил горло, мысленно спрашивая себя, готов ли он вступать со своей второй половиной в этот непростой спор. Принимая во внимание природную мягкость его характера и сложный (а где-то даже жесткий) норов жены.
Елена с нетерпением смотрела на него:
– Ну?
– Ты готова отказаться от этих малышей? – наконец спросил Борис. Он пытался разглядеть в ее глазах хоть отблеск сочувствия или тепла, но видел лишь едва сдерживаемое нетерпение. Нетерпение человека, который уже понял, чего хочет и что для этого нужно предпринять.
Елена повела плечом, словно ей было зябко:
– Ну, старшей вообще скоро пятнадцать, какой она малыш… А самый маленький на нас тоже, по-моему, чихать хотел. Его больше игрушки интересуют.
«Конечно, он чихать хотел! Потому что ты с ним даже поговорить не соизволила! И ты даже сейчас не называешь их по именам!» – едва не сорвалось с языка Бориса, но он опять смолчал, сглотнув горький комок.
– А эти действительно ангелочки, – улыбнулась Елена, и лицо ее засветилось. – И когда мы к ним приезжали, они улыбались. Помнишь?
Теперь женщина смотрела прямо перед собой, на меланхолично работающие «дворники» и хоровод снежинок, плавно сверкающий в воздухе.
– Так куда мы едем? – с усилием выдавил Борис. Всем своим телом он неожиданно ощутил гнетущую усталость, свинцовыми гирями тянущую его куда-то в бездонную пропасть.
– В гостиницу, – отозвалась Елена. Она достала из сумочки расческу и, глядя в зеркало, принялась тщательно причесываться. – Решим, как быть с двойняшками.
«Похоже, ты уже сама все решила», – угрюмо подумал Борис.
– Не волнуйся за девочек, – как ни в чем не бывало продолжала ворковать жена. – Вечером еще раз позвоним этой Марии. Я уверена, что с сестрами все в порядке. Не будем же мы сидеть тут и ждать всю ночь?!
Последняя фраза прозвучала почти как вызов, и Борис, окончательно раздавленный, вяло повернул ключ зажигания. Двигатель послушно заурчал на холостых оборотах.
«А вы нас не блосите?»
Слова четырехлетнего мальчика из замызганной халупы, где они просидели несколько часов, стеганули его, словно крапивой по открытой ране, отчего Борис вздрогнул.
Внедорожник, кряхтя, вырулил с заснеженного газона и скрылся в ночи.
* * *
Перестав плакать, сестры неподвижно сидели друг перед другом и ошеломленно смотрели друг на друга. Оцепеневший разум девочек наотрез отказывался верить в происходящее, дети были буквально парализованы от всепоглощающего ужаса.
Ведь только несколько часов назад все было чудесно и они, преисполненные радужных надежд, спешили к своим вновь обретенным родителям. Но вместо новой семьи и теплых объятий папы и мамы, улыбок и ласк их заперли в какой-то постройке на заброшенном гараже. Заперли, словно собак или рабынь!
Марина вдруг подумала о громадной железной заслонке, которая будто бы перегородила им нужный путь, разделив жизнь ее и Саши на «до» и «после», насильно направив по заросшей, болотистой тропе. И эта жуткая холодная заслонка лязгнула тогда, когда она с сестрой вышла из автобуса посреди дороги…
Что же теперь с ними будет?!
«Будто бы не знаешь, что делают пьяные мужчины с молодыми девчонками…»
От этой мысли в душу Марины вновь заполз колючий страх, толкаясь и царапая внутренности, будто отвратительная рептилия. Она посмотрела на вздрагивающую сестренку, которая одной рукой прижимала к себе ослика, а другой развозила по личику слезы, и ей стало дурно только от мысли, что с Сашей могут сделать что-то плохое. Плохое настолько, что об этом даже страшно подумать.