#черная_полка - читать онлайн книгу. Автор: Мария Долонь cтр.№ 36

— Дамы и господа, лот номер один нашего сегодняшнего аукциона! Сергей Судейкин, «Чаепитие», 1946 год, стартовая цена — 50 000 долларов, шаг —2000.

Отто дрожащими руками стал открывать каталог — он заметил, что за два дня они отпечатали их заново, и даже оценил их оперативность, но не заглянул, не проверил, на месте ли его «Бессонница».

Ее не было. Он пролистал три раза. Медленно встал. Пошел прямо к кафедре мимо взлетающих вверх табличек. Один из помощников аукциониста кинулся к нему. Он слышал движение сзади: Клара шла следом.

— Почему в каталоге нет «Бессонницы» Альфонса Мухи? — перебивая ход торгов, спросил он громко. Громче, чем надо было.

— Эта картина не входит в список торгуемых полотен, — бесстрастно ответил ему распорядитель, уже другой, с короткой стрижкой ежиком, с табличкой «Норман Джонс» на груди.

— Но она была заявлена позавчера! — Отто чувствовал, что теряет самообладание, чувствовал, что все бесполезно — картина ушла.

— Господин Майер, позавчера был другой аукцион, а теперь прошу меня извинить, вы срываете торги.

Отто осел на ковер, в руки Клары.

* * *

Призраки насмехались над ним. Он лежал в просторной больничной палате с прямоугольными лампами. Вот и Мила, смотрит исподлобья. Она ушла от него так же, как «Бессонница», — в потемневший от дождя проем двери, собрав обширный сарафан в кулак.

«Что ты хочешь от меня?»

Пятый год семейной жизни с Кларой, и эта рыжая девочка — вдруг. Он гладил ее по волосам — долго, пока она не повернулась к нему лицом, и вся прелюдия длилась долго, он почти ее раздел, а потом — «что ты хочешь от меня?». Громыхнуло над головой. Он перестал целовать ее в желобок между грудей, поднял голову, посмотрел в лицо. Она выбралась из-под него, встала, смяла в руках юбку, будто прямо сейчас собиралась стирать ее в тазу, и ушла.

«Что ты хочешь от меня?» — повторила за ней Сара Бернар, вонзив длинную иглу ему в грудь. Ураган слизывал внизу дома, словно брикеты сливочного масла. Черные прозрачные детские фигурки ходили по земле, закручиваясь книзу в змеиный хвост.

— Телефон…

— Лежи-лежи, я сама. Доктор сказал — лежать.

— Что там?

— Микроинфаркт, две недели полного покоя после выписки.

— Я про телефон. — Отто приподнялся на локте, но тут же снова лег: грудь как будто разломили пополам. Поплыли перед глазами вытянутые огни больничных ламп.

— Ах, это, — спокойно сказала Клара. — Сообщение. Очень странное. И номер неизвестный.

— Так что там? — чуть раздраженно повторил Отто.

— «Парад вас ждет в Москве».

Инга проснулась раньше семи. Впервые после зимы натянула спортивные брюки, куртку и побежала в парк. Неслась как угорелая, забыв о дыхании, доводя сердце до исступления. Дома горячий, до иголочек по всему телу, душ. Отогнать от себя тяжелый звук падающего на асфальт тела. И второй, страшный: звук шин, переезжающих мягкое. Туманов не кричал. Они с Олегом бежали к нему, понимая — это уже труп. И если была какая-то надежда — она пропала после того, как машина перекатилась через его тело.

А потом темнота заполнилась миганием огней автомобилей, и полицейский, большой и вальяжный, как таежный медведь — Инга запомнила: сержант Павел Купленов, — долго допрашивал Штейна и Ингу, записывал их слова в бесконечные формуляры.

Купленов снимал с них показания, как мерки, а из дома-музея высыпали растерянные, с блуждающими глазами поэты, и кто-то ухал, как ночная сова. До Инги доносилось: «такой талантливый…», «гений», «он мог бы стать…». У ели стояла молоденькая девушка, читавшая два часа назад стихотворение про кладбище, и скулила, как брошенная собака.

— Вы уверены, что это был наезд? — Купленов снова и снова задавал один и тот же вопрос, пока Штейна не прорвало.

— Я фотограф, а не слепой музыкант! Машина сорвалась с места, а до этого она стояла и ждала его! Да, я уверен! — кричал Штейн. — Пишите!

— Марку автомобиля, номер успели разглядеть?

Нет, не успели. Темная, седан, больше ничего. Уехали они из Королева в одиннадцатом часу вечера, всю дорогу домой молчали.

После душа Инга заставила себя поесть. Она стояла над туркой с кофе, когда в кухню вошла Катька.

— Ты почему дома? — спросила она дочь, не поворачивая головы.

Катя двинула бровями.

— Воскресенье вообще-то.

Инга услышала в этом все: и «ну ты, мать, даешь», и «тебе на меня наплевать», и «что-нибудь случилось?».

— Ты погладила мне синюю кофту, я просила?

— Я пожарила гренки. — Инга свалила хлебцы со сковородки на тарелку, поставила перед Катей нарезанный сыр.

— Ничего себе, — удивилась Катя. — Ты думала, что меня нет дома, и поэтому пожарила мне гренки? Ты просто гений последовательности.

Инга не обратила внимания на Катин выпад.

— Как дела в школе?

— Да какие там дела… Нечего рассказывать. Хотя нет! У нас новенький. Дима зовут. — Катя намазывала на гренку сливочное масло, оно быстро таяло, пропитывая корочку. — Ты, кстати, знала, что наша школа стала инклюзивной? Он будет у нас учиться по какой-то своей отдельной программе, представляешь? Вскочил на литературе, говорил монотонно так, как робот. А сам весь какой-то тонкокожий, как будто вообще без защиты. Хочется даже как-то… прикрыть его, что ли… А ты знала, что имя Акакий значит «незлой»? А нашито все ржут, как трехлетки. Как будто фамилия Афиногенов чем-то лучше.

Кофе получился слишком крепкий, гуща не оседала на дно, чувствовалась на губах. Инге было сложно сконцентрироваться на Катиной болтовне. Она как будто бы до сих пор слышала этот тошнотворный звук. И каждый раз, когда моргала, видела подброшенное капотом в воздух тело Туманова.

— …а фамилия у Акакия Акакиевича должна была быть изначально Тишкевич, или Тышкевич, как-то так, я не запомнила, — трещала Катя, — вообще, этот Дима так интересно рассказывал.

— Какие планы на день? — перебила Инга. И тут же пожалела: вопрос прозвучал так, будто она хочет избавиться от присутствия дочери. Ей стало стыдно, потому что отчасти именно так и было.

Катька замолчала. Доела гренку, запила чаем и сказала уже совсем другим тоном:

— Доставать тебя не буду, не беспокойся. Мы с папой хотели в кино сходить. У него сегодня нет дежурства. Потом зайду к нему, повидаюсь с Кефиром, соскучилась по его шерстяной морде.

Инга и Сергей развелись, когда дочка ходила в подготовительную группу в детском саду. Сергей был идеален. Куда ни плюнь — одни достоинства. Спокойный, умный, добрый, к тому же талантливый хирург. Он хотел, чтобы Инга сидела дома, готовила обеды и писала иногда статьи для «Вестника культуры».