Чарли появлялся редко и никогда не рассказывал о том, где был. Жан-Антуан понимал только, что разбойник вряд ли мог снова навещать тайник. В последнее время Чарли вообще проявлял еще более странные особенности поведения. При всей своей любви к веселью и посиделкам разбойник вдруг завел привычку надолго уходить на второй этаж прямо в разгар событий, когда Лихие Малые были поглощены захватывающим обсуждением какой-либо драки или шумным планированием будущих воровских похождений. А возвращался Чарли всегда расстроенный и озабоченный какими-то проблемами. По сравнению с разбойником даже малость нелюдимые два парня казались теперь душой компании. Впрочем новых странностей Чарли никто, кроме Жана-Антуана не замечал как раз потому, что разбойник покидал компанию и уходил в темноту второго этажа именно в разгар какого-нибудь интересного события. По утрам Чарли лежал пьяный и во сне бормотал что-то несвязное о цыганах, о каком-то Джеке Башмаки-пружинки и о ромовом человечке. Как-то раз за завтраком, пока все ели, а Чарли в очередной раз пребывал в бессознательном состоянии и говорил во сне, Щенок пояснил Жану-Антуану, что о ромовом человечке Чарли бормотал и восемь лет назад, а вот цыгане и Джек Башмаки-пружинки это что-то новенькое.
За пару дней до Рождества выдалось солнечное утро. Мокрые улицы блестели под бледными лучами. Из доков доносились оживленные крики рабочих. В водах Темзы плескались искры яркого утреннего неба, а воздух, наконец, хорошенько прогрелся.
Жан-Антуан ушел, сказав, что прогуляется под солнцем, но на самом деле он запланировал отправиться в Сити, чтобы поменять в банке французские деньги на британские. Этим свежим солнечным днем он и не подозревал о сильнейшем разочаровании, которое ожидало его в Сити.
Банковский служащий в холодных тонах отказался обменять деньги, и был категоричен и до грубости прямолинеен. Он сказал, что сомневается в том, что Жан-Антуан смог бы заработать эту сумму законным путем и удивляется, как юноше могло прийти в голову нагло заявиться в банк, чтобы попытаться избавиться от иностранных денег какого-то путешественника. Никакие утверждения Жана-Антуана в том, что он законный владелец денег не переубедили служащего, но заставить юношу уйти удалось только под угрозой привлечения полиции к разбирательству по установлению владельца денег.
Злой и возмущенный Жан-Антуан сел на ступеньки банка и стал думать, как ему справиться с дальнейшими сложностями его путешествия, когда неожиданно рядом раздался звон. Жан-Антуан опустил глаза на землю и увидел лежащие рядом полпенса. Он огляделся. Джентльмен, бросивший ему деньги, вошел в банк и скрылся за тяжелой дверью. Сначала юноша подумал, какая это радость, потом оскорбился, сочтя выходку лондонца чрезмерным неуважением по отношению к французу того же положения в обществе.
Повертев монету в руках, Жан-Антуан увидел не только металлический блеск, но и то, какими грязными и грубыми стали его руки, а рукава сюртука запылились и ободрались. Он в ужасе вспомнил и о своем сломанном носе, и о синяке на пол-лица. За время житья в диких условиях в доме на Собачьем острове, он обносился и попросту не имел возможности привести себя в порядок. В этот момент он понял страшную причину такого вопиющего неуважительного отношения к себе.
– Эй, ты! Вот держи пять шиллингов, только давай-ка ты убирайся с глаз долой, – пренебрежительно бросил другой джентльмен, остановившись рядом.
Его принимают за нищего попрошайку, отирающего пороги банков.
Не взглянув в лицо стоявшего над ним человека, Жан-Антуан сгреб монеты себе в карман и припустил, чтобы скорее скрыться с глаз прохожих. Произошедшее так задело и разволновало юношу, что он бежал и постоянно повторял под нос:
– Какой позор! Какой позор!
Споткнувшись, он упал прямо перед растрепанным мальчуганом, убиравшим с улицы конский помет в выцветшей красной униформе надетой поверх растянутого свитера.
– Иди отсюда! Не мешай мне тут, пьянь поганая! – закричал на него ребенок.
Сконфуженный француз поднялся на колени и уставился на мальчика слезящимися от боли глазами.
– Ты как со мной разговариваешь, наглец?
– Иди отсюда, проклятый! Сейчас как дам тебе совком в глаз, сам побежишь! – замахав своим рабочим совком, продолжал кричать мальчишка.
Не веря своим ушам, Жан-Антуан поспешно отполз назад и стал подниматься на ноги. Все вокруг оборачивались и смеялись с француза. Кто-то проходил мимо, не обращая ровно никакого внимания.
– Маленький хам! – с присущим французам чувством возмущенно вскричал Жан-Антуан и обойдя ребенка зашагал прочь, но мальчик с силой швырнул ему в спину тот самый совок для навоза.
Разнервничавшийся Жан-Антуан весь покраснел и зло обернулся.
– Что ты смотришь? Еще хочешь? – закричал мальчонка и угрожающе побежал на Жана-Антуана.
Тут уж было не до гордости. Француз попросту взял и бросился наутек от наглого ребенка, слыша позади смех и ругательства.
Молодые леди звонко хихикали, глядя на неспособного постоять за себя оборванца Жана-Антуана. В ушах стучало. Позор. Какой позор!
Выбившийся из сил Жан-Антуан бежал до самой Коммершиал роуд, потом остановился, чтобы отдышаться.
Это был ужасный день. Оказалось, что Жану-Антуану просто некуда идти. С ворами и умалишенным разбойником он оставаться не мог, а нормальное общество не могло принять его, потому что воспринимало француза как нищего, что означало, что Жан-Антуан перестал быть полноправным человеком в глазах общества. Надежда сбежать от Лихих Малых и Чарли разрушилась так быстро, будто бы этой надежды на самом деле не было вовсе.
Все самое худшее, что могло случиться с Жаном-Антуаном дома – уже случилось. А все самое страшное, что могло произойти с ним в путешествии – происходит сейчас. Так стеклянная банка вроде тех, что стоят во владениях кухарки семьи Ревельер разбилась, и жизнь столкнула Жана-Антуана с миром, что ширился вокруг во всем своем поразительном разнообразии и несправедливости.
Устроившись на жестком матрасе, пахнувшем пылью и водорослями в своей комнатке на втором этаже, Жан-Антуан лежал и слепо смотрел в стену напротив. Закат окрасил постройки в доках за окном в огненно-красные цвета. Блики от окна придали комнате такой же огненный оттенок, а юноша все лежал и смотрел в стену, ругая себя за то, какой он трус и подлец. Быть может, если бы Полин досталась Франсуа, Жану-Антуану не было бы так плохо, как сейчас. Но теперь у него нет ни Полин, ни родных рядом, ни теплого родного дома. Он наделал столько глупостей. Совсем один и так далеко.
Голодный и уже не в первый раз отчаявшийся, Жан-Антуан заснул. Ему снились убитые крохотные зайцы, которых ему было невероятно жаль, суд за убийство зайцев, оказавшихся не зайцами, а Франсуа и Полин, и странный ромовый человечек, чье маленькое тельце было темным и прозрачным. Проснулся он, когда стемнело, оттого что кто-то тряс его за плечо.
– Поднимайся, пойдешь с нами на дельце. Все идут, – сказал Питер Тид.
Жан-Антуан поджал ноги и сунул руку под подушку, не глядя на седовласого.