– Слушаю, – отозвался Сэнсей.
– Это я, Н. Я в Большом Городе. Можно к тебе прийти? Совсем некуда деваться.
– Ну приходи.
– Я не один.
– Ну приходите.
– Спасибо.
Н. вернул мобилку и объяснил Соледад, что придется ехать на другой конец города. Он надеялся, что у женщины найдутся деньги на такси. И они действительно нашлись.
Уже в машине Соледад вызнала, кто такой Сэнсей (без подробностей!) и попросила шофера довезти до ближайшего к Сэнсею супермаркета.
– Нельзя же в семейный дом с пустыми руками, – объяснила она. – Нужно хоть что-то к столу. Там же хозяйка, родня…
Н. ничего не подсказывал – она сама брала дорогие деликатесы так естественно, будто дешевой пищи в упор не видела. Образовался целый пакет с оливками, французскими сырами, красной рыбой, нарезками, какими-то непонятными штуками в пластиковых формах, для полного изобилия Соледад взяла еще двух жареных кур, шампанское, коньяк. Когда она рассчитывалась, Н. заметил в кошельке пачку банкнот. И усмехнулся: надо же, связался с миллионершей! Полный дурдом – миллионерша бесприютно слоняется по Большому Городу в новогоднюю ночь…
Во время первой их встречи он отметил дорогие вещи Соледад, но продолжения не намечалось – и он, решив, что это беглая жена богатого дядьки лечит таким способом свои горести, не стал ломать голову над материальными вопросами. Теперь же до него дошло, что ни один богатый дядька не отпустит жену в новогоднюю ночь, разве что основательно с ней разругается. Но Соледад была не такой, как в пансионате, она примчалась, весьма довольная жизнью. Стало быть, миллионерша-то незамужняя?
Но и эту мысль он не стал додумывать до конца.
Стоя перед дверью Сэнсея, Соледад потянулась к губам Н. для поцелуя. Он понял: ей сейчас, при всей ее самоуверенности, неловко, она нуждается в поддержке. Он поцеловал эти холодные губы – и опять возникло мгновенное чувство непобедимости.
Вдвоем они могли противостоять всему враждебному миру и раскрыться перед миром любящим. Н. понял это очень ясно и растерялся – такое с ним было впервые.
Они позвонили, Сэнсей открыл дверь и немало удивился, увидев рядом с приятелем-разгильдяем женщину, на которую сам бы смотрел снизу вверх.
Эта женщина была старше Н. на несколько лет и одета так, как полагается даме высокого полета – без вычурности, без стразов и блесток, в дорогие и со вкусом подобранные вещи. Она и вела себя так, как ведут люди, которым незачем задирать нос. А основания гордиться собой у нее были – это Сэнсей понял сразу.
Когда же она, раздевшись и разувшись, внесла на кухню пакет и стала выкладывать деликатесы, Сэнсей и вовсе ошалел. Соледад преподносила эту роскошь так, как если бы в покупке участвовал Н. и решающее слово принадлежало ему.
То есть в новогодний вечер Сэнсею была послана идеальная для него самого женщина – красивая, самостоятельная, но соблюдающая ритуалы семейной жизни, чуть ли не живущая по «Домострою».
Потом Сэнсей отвел ее в свою комнату, чтобы она принарядилась к застолью.
Все это время Н. стоял в коридоре, с ужасом ожидая, что вот сейчас явится Сэнсей, выведет на лестницу и начнет задавать вопросы. Ответов же и быть не могло – Н. сам не знал, откуда взялась Соледад и чем в жизни занимается кроме секса с первым попавшимся смазливым блондином.
Сэнсей явился в коридоре, сильно озадаченный и молчаливый. Совсем непраздничный вид был у него. Ничего не сказав, он прошел на кухню и стал перегружать деликатесы в тарелки. Потом позвал Н. и велел таскать эту роскошь в зал.
Там собралась вся причудливая Сэнсеева семья – мать и бабка, уже почти неотличимые друг от друга, бабкин брат – крепкий лысоватый старик с живыми глазами (вот в кого уродился Сэнсей), внучка брата от неизвестных Н. сына и его жены – тринадцатилетняя девица с рано созревшим телом и сердитой мордочкой, – телевизор в зале был один на всех, и ей не позволили смотреть такой необходимый ее душе концерт. Одета семья была без затей – женщины во фланелевых халатах довоенного, наверно, образца, а дед – в опрятном костюме, даже при галстуке; кстати, он был блистательно выбрит и свежеподстрижен; сразу было видно, что вот этот – не сдается. Одна только девчонка вырядилась, как на дискотеку, – ей наконец подарили штаны с блестяшками, которых она просила с лета, а прочее подбиралось под эти жуткие штаны.
Домочадцы уставились на Н. с тарелками, онемев минуты на полторы. До сих пор он и коробка спичек в дом не принес, хотя обитал тут не первый год. Вторая порция тарелок их словно бы разбудила – они заговорили, пытаясь признать деликатесы. Потом с кухни пришел Сэнсей, выставил бутылки и сказал, что десерты поставил в холодильник. Все эти изумительные для семьи события были увертюрой перед явлением Соледад.
Она вошла, и все стало ясно.
У Н. хватило ума надеть подаренный ею джемпер, так что рядом они смотрелись неплохо. Более того, женщины переглянулись: поняли, что это – пара. Соледад заговорила о ветчине и камамбере, о пикулях и рокфоре, подсела к женщинам и очень скоро стала своей. Она умела улыбаться и расспрашивать – Н. этого не умел никогда.
Праздник начался вокруг Соледад, дедушка переставил стул поближе к ней, внучка уселась на диван напротив нее. Последним сдался Сэнсей – перетащил от стола две табуретки, себе и Н. Потом все опомнились, перебрались к столу, стали бурно угощать друг друга, бабка и мать кинулись на кухню за горячим. Началось обычное новогоднее обжорство.
Глядя, как Соледад помогает управляться с тарелками, Н. вдруг подумал: хорошо бы жить в доме, где каждый день эти ухоженные руки ловко выкладывают вкусную и ароматную еду… Это была мечта бродячего пса о надежной кормушке, она иногда посещала Н., однажды даже осуществилась, пусть ненадолго. Женщины, которые подбирали и отпускали его, такого взлета фантазии не вызывали – Соледад оказалась первой.
А потом, после президентского обращения, боя курантов и всех обязательных примет телевизионного новогодия, Соледад придвинулась поближе к Н., даже слегка прижалась, как женщина к своему мужчине. Вечер и ночь были слишком хороши для той действительности, в которой до сих пор пребывал Н., и он все косился на Сэнсея – должно же случиться и что-то неприятное.
Но Сэнсей, когда часам к пяти утра все обалдели от телевизора, пошел к себе в комнату и совершил там перестановку – раздвинул свой диван и постелил там для двоих.
Он же выпроводил спать все семейство, начав с пьяненького деда. Сделал он это кратко, но без единого возражения – он хорошо воспитал женщин своего семейства. Потом он устроил себе в зале на диване ложе, перетащив постельное белье из своей комнаты.
Когда квартира угомонилась, Н. и Соледад тихонько прильнули друг к другу. Не об этом они думали при встрече, но именно это было сейчас необходимо – они за день здорово устали и намерзлись. И Н. подумал, что спешить некуда – у них еще много-много ночей впереди.