Конец "Сатурна" - читать онлайн книгу. Автор: Василий Ардаматский cтр.№ 20

— Когда сбор?

— Послезавтра в клубе. В двенадцать ноль-ноль.

— Хорошо. Я прикажу Грюнвейсу быть на сборе. Что еще?

— Пожалуй, все. Сбор открою я, а затем бразды правления передам Грюнвейсу.

— Хорошо. Но отвечаете за все вы!

Кравцов наклонил голову.

— Можно идти?..

Кравцов шел на явочную встречу с Бабакиным. Стемнело раньше времени. С запада на город надвинулись охватившие половину неба черные грозные тучи. Влажный воздух вздрагивал от пока еще далеких перекатов грома. Всплески молний были все ярче и чаще. Кравцов с беспокойством поглядывал на небо. Как назло, эту встречу они условились провести за городом, возле реки. Гроза словно шла за Кравцовым по пятам, и когда он приблизился к реке, через все небо полоснула белая молния и небо лопнуло с оглушительным треском. В это время Кравцов увидел Бабакина. Он шел навстречу по берегу реки.

— Здорово! Выбрали мы с тобой погодку, — весело сказал Бабакин. — Надо куда-то прятаться. Давай-ка вон под то дерево…

Они побежали к дереву, и в это время на них обрушился такой плотный ливень, что они почувствовали его тяжесть на своих плечах.

— Будь неладна такая работа! — смеялся Бабакин. — Нет на свете такой девушки, к которой бы я пошел на свидание в такую погодку.

— Хватит тебе острить, — угрюмо сказал Кравцов. — Дело серьезное. Сообщи Маркову, что все решится послезавтра днем. Либо отряд будет создан, и мне придется нести ответственность перед партией за невыполнение задания. Либо отряда не будет, но тогда неизвестно, что сделает со мной Клейнер. Больше я уверен во втором варианте. Так и сообщи.

— Ясно? Что еще?

— Клейнер сегодня рвал и метал по поводу развала работы с молодежью и заявил, что за создание карательного отряда отвечаю я.

— Зачем ты взялся за это дело? — спросил Бабакин.

— Другого выхода не было. Выпустить это дело из своих рук было нельзя. Нельзя! И я сделаю все, что смогу. А потом посмотрим.

— Может, тебе сразу же уйти?

— Об этом не может быть и речи. Моя задача — не только уцелеть, но и остаться в гестапо.

— Да… — вздохнул Бабакин. — Тебе не позавидуешь.

Еще минут десять они стояли под деревом, прислушиваясь к шуму дождя, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами о погоде.

— Судя по одной фразе Клейнера, — сказал Кравцов, — гестапо готовит облаву на городских коммунистов. Сообщи об этом.

— Ясно.

Дождь стал затихать. Кравцов поднял воротник плаща.

— Я пошел. Будь здоров!

Они даже не обменялись рукопожатием…

В полдень около сотни ребят собрались в клубе. Сидели тихо, настороженно наблюдая за Кравцовым, который, сидя за столом президиума, советовался о чем-то с незнакомым ребятам офицером. Это и был штурмбаннфюрер Грюнвейс, непосредственно заинтересованный в создании карательного отряда. Весь вид майора, которому сами гестаповцы дали прозвище Свинец, должен был подействовать на ребят, что тоже брал в расчет Кравцов. Это был верзила более чем двухметрового роста, его громадные руки и даже пальцы были покрыты черными густыми волосами. Волосы росли у него из ушей и из ноздрей. У него была привычка выдергивать волосы из носа, и тогда он морщился, глаза его становились влажными, но эта боль, очевидно, доставляла ему удовольствие, иначе у него не было бы этой привычки. У него был прямоугольный, массивный, как кусок кирпича, подбородок и глаза — глубокие, немигающие, свинцового цвета. В эти страшные глаза в последние минуты своей жизни смотрели тысячи людей, чей жизненный путь обрывался в застенках гестапо города. Лучшей кандидатуры для того, чтобы вызвать страх у ребят еще до того, как они узнают, для чего создан их отряд, Кравцов подобрать не мог.

— Встать! Смирно! — крикнул Кравцов голосом оголтелого строевика. — Старшим по группам провести поименную перекличку!

Кравцов нарочно приказал произвести перекличку, чтобы в самом начале дополнительно взвинтить нервы ребят, и сейчас он видел, как все они, тревожно переглядываясь, старались угадать, что их ждет.

После переклички выяснилось, что не явились всего семь человек. На большее Кравцов не рассчитывал. В этом отряде подобрались ребята, которых, пользуясь довоенной терминологией, следовало назвать неорганизованными, почти «пришлыми», попавшими в этот город уже во время войны и не имевшими здесь ни дома, ни старых друзей, ни каких-нибудь привязанностей. Очевидно, по этой общности судьбы они и тянулись друг к другу. Немало среди них было и отпетой шпаны.

Кравцов встал и начал речь в каком-то повышенном тоне:

— В вашей судьбе наступил решающий момент! Сегодня вы выходите на совершенно новую дорогу своей жизни! — Кравцов сделал паузу, а затем, копируя ораторский прием Гитлера, вдруг истошно закричал: — Вы должны знать, что историю делают не слюнтяи и трусы! История делается подлинными героями — людьми германской армии и гестапо! — И, снова перейдя на ровный напряженный тон, Кравцов, оглядывая притихших ребят, продолжал: — Начальник местного гестапо оберштурмбаннфюрер Клейнер вам верит, и именно поэтому сегодня у вас такой исторический день… — Кравцов видел глаза ребят — они буквально кричали, эти встревоженные глаза: «При чем тут гестапо?» Кравцов снова перешел на крик: — Вы согласились ловить воров, но главные враги Германии Гитлера не воры, а коммунисты и все их пособники.

Кравцов видел, что ребята в смятении, все они смотрели на сцену, боясь взглянуть друг на друга. Потом они начали перешептываться, и в зале возник шум. Кравцов закричал еще громче:

— Вы будете вылавливать врагов Германии и будете уничтожать их своими руками! Гестаповская тюрьма ежедневно ставит их к стенке. Вы получите право именем фюрера расстреливать их! А вам за это — награда и слава!..

Кравцов сделал длинную паузу. Он видел, что первая цель достигнута — ребята не на шутку перепуганы. Откуда бы они ни попали в этот город, все равно ребята они советские, и то, что они сейчас узнали, не могло не вызвать у них страха, а то и ужаса.

— Так вот, сейчас каждый из вас должен решить, — продолжал Кравцов, — трус он или храбрый солдат Германии. Из храбрецов сейчас же, вот здесь, будет создана специальная зондеркоманда при гестапо, и она поступит в распоряжение штурмбанфюрера Грюнвейса. — Кравцов почтительно показал на сидевшего рядом гестаповца. — Работать с ним — большая честь. Не было еще случая, чтобы коммунисты и прочие враги Германии живыми вырывались из его рук. Впрочем, он сам скажет сейчас вам несколько слов.

Грюнвейс лениво поднялся и, обведя ребят немигающим взглядом, сказал:

— По-моему, все достаточно ясно из речи господина Коноплева. Он сказал хорошо, я бы так не сумел. Я специалист не речи говорить, а вышибать дух из всякой красной сволочи. — Он говорил довольно хорошо по-русски, ровным и даже приятным бархатистым голосом. — Для меня нет большего наслаждения, как взять на мушку какой-нибудь красный затылок, нажать гашетку и устроить фонтан из мозгов. — Он улыбнулся. — Очень приятно слушать, как воют эти красные собаки, когда мы вышибаем у них показания, или видеть, как они корчатся, когда одной пули им не хватало и когда ты им ставишь последнюю свинцовую точку. А коммунисты, между прочим, нахапали добра. Так знайте, все это ваше! У меня есть орлы, которые на этом сколотили состояние, дома себе в Германии покупают. — Он опять улыбнулся, и тут же улыбку точно сдуло с его лица. — Конечно, есть чистоплюи и всякие ублюдки, которые от нас воротят свои бледные рожи: грязная, мол, работа, руки, мол, в крови. Плюньте и разотрите сапогом вот так. — Он харкнул себе под ноги, растер плевок подошвой и выбросил вперед свои волосатые руки: — Смотрите! Руки чистые! Кровь коммунистов отмывается начисто даже без мыла. Не бойтесь, я научу вас, как аккуратно дырявить затылки и мыть руки. И знайте, у фюрера мы — первые герои. Победа — это мертвый враг, и мы эту победу делаем каждый день. Работы всем вам хватит.