Раздел имущества - читать онлайн книгу. Автор: Диана Джонсон cтр.№ 54

Несколько минут — и медленно, как во сне, вильнув из стороны в сторону всем корпусом, как собака, стряхивающая с себя воду, автобус вдруг начал соскальзывать в сторону от дороги, словно находился на бегущей дорожке эскалатора. Пассажиры попадали друг на друга, ударяясь обо все вокруг, — и вот они уже лежат в груде снега, за окнами автобуса синеющая темнота, и все произошло за один только странный момент, показавшийся вечностью. Сразу же поднялся крик. Водитель прокричал: «Ça va?» — Эми уже знала эту фразу, она переводилась как «вы в порядке?». «Ça va, ça va», — закричали в ответ на разные голоса, но дети стали плакать. Водитель встал с места и, пройдя мимо тех, кто барахтался около выхода, попытался открыть двери. Они поддались. Внутрь полетел снег.

Они съехали с дороги и оказались в канаве, уже заполненной мягким снегом, который спас их, но теперь не давал возможности выбраться. Автобус лежал в нескольких футах ниже дороги, но, чтобы ехать дальше, его надо было выкапывать и, вероятно, тащить на буксире. Относительное спокойствие, с которым пассажиры реагировали на происходящее, говорило о том, что такие истории повторялись довольно часто. По-видимому, первое, что надо было сделать, — это откопать спасательное средство для них самих, но пока что водитель, к неудовольствию и беспокойству Эми, снова завел двигатель, и тот заревел: вероятно, глушитель был забит снегом. Они тут что, не знают об отравлении угарным газом? Она не могла пуститься в объяснения и утешала себя тем, что ей никогда не доводилось слышать о целой группе пассажиров, задохнувшейся в Альпах от угарного газа. Может быть, она преувеличивает опасность?

«Restez-là, restez-là» ^[114], — успокаивал их водитель. Мужчины выбрались из окон, посоветовав детям и женщинам, одетым легко, оставаться в автобусе. Когда пришла их очередь, Эми последовала за Мари-Франс, но быстро вернулась, потому что почувствовала, что мешает мужчинам, которые принялись откидывать снег из-под колес. Среди них были также и Робин с Эмилем — они одни работали голыми руками. К радости Эми, двигатель заглох и водитель не стал возвращаться, чтобы снова его завести. Становилось все холоднее.

Эми с удовольствием подумала, анализируя ситуацию, что коллективное сотрудничество иногда принимает причудливые формы, включая те, что практикуются в Альпах. Откапывание продолжалось около сорока минут, после чего мужчины объявили, что дорога свободна от снега. Двигатель был заведен снова. Мужчины вернулись в автобус, голоса зашумели, засмеялись, в них слышалось удовольствие от работы, проделанной сообща, и от надлежащим образом выполненных мужских обязанностей. Французские горничные похвалили мужчин и, к изумлению Эми, взяв их замерзшие руки, засунули себе за пазуху, под куртки и даже под блузки, чтобы отогреть их там. Мужчины весело благодарили дам, к их веселью примешивались многочисленные похотливые смешки; женщины тоже смеялись в ответ, несмотря на прикосновения холодных рук к их груди. «Ici, pauvres hommes» ^[115], — приговаривали они, обхватывая своими руками мужские руки, спрятанные у них на груди.

К еще большему удивлению Эми, Робин Крамли, заразившись всеобщим ликованием, сделал шаг в ее сторону, чтобы спрятать руки под ее курткой. Возмущенная, она отпрыгнула в сторону, ускользнув от него. Почти в тот же момент она почувствовала сожаление и стыд, что повела себя так скованно и жеманно: это так контрастировало с настроением французов, и так по-американски было не попасть в унисон с этим странным эпизодом. На лице Крамли появилось выражение оскорбленной невинности, как бы говорившее о том, что она неправильно поняла его жест. Эми почувствовала, что ее лицо становится таким же красным, как его уши.

Стало ясно, что автобус не сможет двигаться сам, и водитель позвонил, чтобы вызвать помощь, а пассажиров направил к дороге, где их должны были подобрать спасатели, которые прибудут по тревоге. Почему раньше нельзя было этого предпринять, было неясно. Возможно, по какому-то местному кодексу чести женщины не могли покинуть мужчин, пока те трудились, расчищая снег. Пока они стояли на дороге в ожидании спасателей, Эми, держа в руках лыжи, притопывала ногами и беспокоилась сразу и о Кипе, и о том, как только что поступила с Робином Крамли. Порыв его был странным: казалось, что он хотел сымитировать, даже не отдавая себе в этом отчета, некое проявление страсти или какое-то ухаживание, наподобие того, что, по его мнению, практиковали остальные. Возможно, она отпрянула не из-за пуританства (типично американский порок?), а из чувства уязвленного тщеславия (общая тенденция?), оскорбленная тем, что кто-то, в таком возрасте и с таким характером, мог подумать, что он подходит для того, чтобы она могла позволить (и нуждалась в этом!) ему себя щупать. Даже если это было не щупанье, а просто отогревание рук и он проявил такую же стойкость, как и остальные мужчины, копавшие снег, и ему так же, как и им, надо было согреть руки. Теперь Эми смотрела на весь эпизод как на проявление собственного порока, нарушение своих принципов, отказ жить в духе всеобщего единения, который так весело проявляли все местные жители. Ну ничего, с личными пороками можно бороться; впредь она будет любезнее с Робертом.

Барон Отто с удовольствием откликнулся на призыв оказать добровольную помощь пассажирам застрявшего автобуса, в числе которых находились постояльцы отеля, и присоединиться к спасателям. Призыв был адресован тем, у кого имелись личные машины и цепи. Барон только что пережил сцену, которую ему устроила его хорошенькая жена Фенни. Она была американкой по паспорту, хоть происходила из немецкой военной семьи, и поэтому обладала американской прямолинейностью. Он всегда считал, что ее хроническое недовольство и ревность объясняются различием этих двух культур. Находясь под влиянием противоречивых чувств, одновременно и американских, и немецких, она всегда неверно истолковывала почти все, что он делал, а в этот раз, обнаружив список его парижских дел, который начинался с записи «Жеральдин Ш., 10.00», ошибочно приняла его за список назначенных свиданий. Если следовать этому толкованию, то тогда надо было признать, что у него бисексуальная ориентация, думал он с обидой, если внимательно прочитать весь перечень встреч («Антуан Персан, 14.00»). Но Фенни придерживалась мнения, что Париж — это вертеп, а все мужчины — бабники.

Эми с благодарностью отнеслась к тому, что барон Отто проявил о ней заботу, даже несмотря на то, что, кроме нее, он усадил в машину еще двух горничных, которые вскоре вышли около отеля, стоявшего недалеко от дороги. Барону потребовалось довольно много времени, чтобы привязать ее лыжи к багажнику своего «мерседеса» и устроить ее на переднем сиденье, рядом с водительским местом.

— Мисс Хокинз, вы, наверное, очень устали. Такое испытание…

— Да нет, ничего. На лыжах мы дошли только до Сен-Жан-де-Бельвиль. Потом у нас был долгий ланч.

— Происшествие было не очень тяжелым?

Ямочки у нее просто очаровательные, думал он.

О, барон Отто, я не настолько хрупкая, хотела она возразить. Он всегда думал о ней самое худшее. Может быть, он так думал обо всех американцах как о людях, которые игнорируют предупреждения, вызывают лавины, говорят только по-английски и быстро устают. Ей трудно было себе объяснить, почему ее волнует мнение этого немного тучного австрийца с бледными альпийскими глазами, как у эскимоса.