Походы викингов - читать онлайн книгу. Автор: Андерс Магнус Стриннгольм cтр.№ 115

Но и более нежные чувства не были чужды песни. Разлука с милой, печали и радости любви передавались с тем же глубоким чувством и с той же истиной, как и неукротимое мщение и пылкое желание битв и кровопролитий. Сочиняли также песни любви, Mansaungr, красивым девушкам. Но скальд должен был знать сначала, как приняты будут эти стихи его милой и родней ее; в противном случае он подвергал себя законному наказанию. По исландским законам, никто не должен был писать ни похвальных од, ни сатир на кого бы то ни было под страхом опалы. Если сообразим, что мадригалы красавицам скоро распространялись и отношения к известной женщине получали огласку, то легко поймем, что, несмотря на все приличие и нравственность этих стихов, та, к кому они относились, и родные ее не могли быть довольными. Это бывало поводом к множеству тяжб и имело другие, самые печальные, последствия, в отвращение чего и издан был этот закон! Мы знаем, что даже в южной Франции трубадуры должны были очень остерегаться называть предмет их страсти и что не один из них поплатился жизнью за свои стихи.

Но с согласия девушки такие стихотворения допускались; особливо история Тормода Кольбрунарскальда показывает, что женщины не только позволяли писать мадригалы себе, но и желали их и награждали поэтов. Тормод в одну поездку в Исландию зашел в дом одной вдовы, Катли, в Арнадале; у нее была очень милая дочь, Торбьерг, с черными, как: уголь, глазами. Он с охотой воспользовался гостеприимством и прожил у них с полмесяца; в благодарность за то и из угождения к девушке он написал ей мадригал и назвал его «черными, как уголь, строфами». Он прочел их в одном многочисленном собрании; Катли сняла с руки большое золотое кольцо и сказала: «Дарю тебе его награду за стихи; с ним вместе прими и имя „Черного, как уголь, скальда”». Тормод поблагодарил за подарок: за ним осталось и имя. Вскоре потом он воротился домой и вспомнил другую девушку, соседку, Тордис, дочь Грима, с которой прежде был в тесной связи. Но, сделав посещение ей, он был принят холодно и принужден выслушать колкости, что выбрал себе другую милую и даже написал ей мадригал. Тормод решился слукавить: он сказал, что только сравнение, какое он сделал мысленно между Тордис и Торберг, внушило ему эти стихи, относящиеся собственно первой, и, вместо «черных, как уголь, строф», написал «похвальные стихи Тордис». Спустя некоторое время он видит сон: к нему является Торбьерг Кольбрун и обвиняет его в трусости, потому что у него недостало духа сказать правду Тордис. За этот обман посетит его глазная болезнь: он ослепнет, если гласно не возвратит ей принадлежащего, не уничтожит стихов Тордис и не исправит ее мадригал. Тормод просыпается в самом деле с болью в глазах, он тревожится и, по совету своего отца, решается исполнить приказание приснившейся Торбьерг. В народном собрании он возвращает стихам прежний вид, получает облегчение от болезни и вскоре выздоравливает совсем. Верно, малодушие даже в этих случаях было преступлением, навлекавшим гнев и наказание богов.

Особенно славны так называемые Nidwisor скандинавов, сатиры, которыми отмщали за себя в том случае, если врага не могло достичь обыкновенное мщение. Не были равнодушны к этой поэтической мести, потому что норманн меньше всего мог сносить обидные насмешки. Король Харальд Синезубый хотел со всем флотом плыть в Исландию и опустошить ее огнем и мечом, в отплату за позор, который исландцы причинили ему своими Nidwisor за то, что он, по береговому праву, овладел всем грузом одного исландского корабля, потерпевшего крушение на датских берегах. Едва могли удержать Харальда от замысла, ^[375] рассказав о природе острова и опасности похода.

Сатирой также отомстил за себя исландец Торлейф Ирласкальд, когда Хакон, норвежский ярл, сжег его корабль, овладевши всем грузом. Переодетый нищим, с большой длинной бородой, Торлейф вошел в комнату, где ярл сидел и пил со своими подручниками. Обратив на себя говорливостью внимание ярла, он получил позволение прочитать песню, Сначала казалось, что она хвалит ярла; однако ж нельзя было вдруг сообразить, похвала ли это или порицание. Песня была несколько странна, а с ярлом, во время чтения, было еще страннее: он чувствовал себя нехорошо и не мог спокойно сидеть на месте. В половине песни в комнате стало темно, но при ее окончании послышался звук мечей, и ярл упал без чувств. Когда Торлейф скрылся, мрак постепенно рассеялся; ярл пришел в себя, но у него недоставало бороды и половины волос на голове, многие из его дружины были умерщвлены.

Такое наглядное изображение вредных действий сатиры напомнил король Харальд Хардраде сильному Эйнару Флуге, вожду в Халогаланде, когда один исландский скальд, не получив удовлетворения от Эйнара, грозил ему сатирой. «Заметь, Эйнар, — сказал король, — Nidgedicbte повредили людям гораздо тебя могущественнее. Сатира на Хакона ярла будет жить у всех в памяти, пока существуют на Севере жители. Постарайся разделаться со скальдом: он очень способен исполнить свои угрозы!» Эйнар, который обыкновенно рубил своих противников, но никогда, как сам он хвалился, не платил за то пени, дал скальду деньги, следовавшие ему за убийство одного родственника.

Скальды нередко сочиняли без приготовления свои песни на внезапные случаи, иногда на предложенные вопросы давали ответы легкими, остроумными стихами. Такой дар импровизации имел Сигват-скальд; он легче говорил стихами, нежели прозой. Даже не одни скальды, многие другие люди, мужчины и женщины, импровизировали простые строфы в важные минуты жизни.

С песнями соединялись рассказы из древних северны саг, называвшиеся Sagoskoemtan, развлечение, равно любимое в домашнем кругу поселян и при дворах королей частных и общественных собраниях. Человек с хорошим даром слова и с обширными историческими сведение занимал место витии и передавал сказания мудрых людей про старину или слышанное им от других про современных вождей и богатырей. Главной основой таких рассказов служили песни скальдов, почитавшиеся самым чистым источником древних воспоминаний, потому что стихотворный размер, рифменные буквы и другие отличия северной поэзии сообщали этим песням особенный неизменяемый оттенок. ^[376] В них, однако ж, схватывались только главные черты событий. Рассказчик, по изустным преданиям, пополнял недостатки, изображал полную картину жизни богатыря и восстановлял связь между событиями. Он умел придавать живой и яркий цвет этим картинам, драматический склад рассказа помогал ему поддерживать внимание слушателей, вместе с тем он умел сохранять истину и достоверность,

Рассказчик, как и скальд, был приятным гостем везде. «Умеешь ли ты забавлять чем-нибудь?» — спрашивал король Харальд Хардраде исландца, Торстейна Фроде, пришедшего из Исландии в Норвегию с намерением остаться при королевском дворе. «Могу, — отвечал Торстейн, — забавлять сагами». — «Я готов принять тебя», — сказал король». Торстейн потешал короля рассказами из саг, и все слушатели были очень довольны: придворные надарили ему платьев, король подарил прекрасный меч. Перед зимними праздниками Торстейн стал молчалив и грустен. Король заметил это и спросил о причине. «Такое уж у меня свойство, — отвечал Торстейн, — вот вся причина». Король подозревал что-то другое. «А я могу назвать истинною причину, — продолжал он, — ты пересказал все, что знал, для нашей забавы, а теперь тебе и неприятно, что все твои рассказы кончились перед праздником». Торстейн признался в том; однако ж прибавил, что у него остался еще один рассказ, но передать его он не смеет: это сага про походы и подвиги в чужих краях самого короля Харальда. Со всем тем король объявил, что очень желает слышать ее, «Однако ж, — продолжал он, — не рассказывай до праздника, пока не соберутся все витязи. Ты начнешь свою сагу с первого дня праздника, и я устрою так, чтобы она окончилась с последним днем его, потому что о зимних праздниках идет пир горой. Пока продолжается сага, ты не услышишь от меня ни похвалы, ни порицания; но если она понравится мне, сделаю тебе подарок».