Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Суриков cтр.№ 70

Страница

Так в чем же специфика термина «эон»? Возьмем на себя смелость выдвинуть следующий тезис. «Эон» – это не просто абстрактное время; оно обязательно соотнесено с какой-то жизнью, с каким-то существованием. Это время, так сказать, наполненное и существующее только в таком качестве.

В связи со сказанным представляется весьма значимым, что уже позже, в эпоху эллинизма, когда греки познакомились с восточным восприятием пространства и времени и когда переводились на древнегреческий с иврита книги Ветхого Завета, именно аналогом «эон» был передан олам – древнееврейский термин для обозначения мира, постигаемого во временном модусе, мира-времени, «мира как истории» ^[204]. Такой перевод, представляющийся в общем-то не самым очевидным, породил очень серьезные последствия в духовной культуре последующего времени. Достаточно вспомнить хотя бы об «эонах» позднеантичных гностиков, которые по сути своей являются одновременно «веками» и мирами.

В какой-то степени «эон» – это время на стыке с пространством. Это некое предвосхищение открытого значительно позже пространственно-временно́го континуума, причем с акцентом скорее на время, чем на пространство. Разовьем и дополним предложенную выше базовую метафору. «Кайрос» (конкретный момент) – «время-точка» и тем самым время без измерений. «Хронос» (временной промежуток) – «время-линия», одномерное время. «Эон» (временной промежуток, соотнесенный с жизнью и тем самым с пространством) очень удачно вписывается в этот ряд в качестве третьего (и последнего) недостающего звена. Это – «время-плоскость», двухмерное время, в котором в качестве второго измерения выступает соотнесенность с пространственным аспектом бытия.

* * *

Но если «эон» для типичного эллина – это, собственно говоря, не вечность, – по крайней мере, не вечность в том понимании, какое в данный термин вкладываем мы, – то где же она тогда, эта греческая вечность? Предложим на этот вопрос собственный ответ – в крайне гипотетической форме, поскольку ответ этот может показаться парадоксальным, даже провокационным. Мы считаем, что речь следует вести о греческом слове хаос. Во всяком случае, об одном из его смысловых оттенков.

Оговорим сразу, что привычное нам значение слова «хаос» как «беспорядок, сумятица, неразбериха» отнюдь не является первичным. Древнегреческое существительное «хаос» прозрачно и надежно производится от глагола хайно (хаско) – «зевать, зиять». «Хаос», собственно говоря, есть некая зияющая бездна. Среди смыслов этого очень многозначного термина преобладают пространственные, но есть и временные; четкое различие между ними вообще вряд ли возможно однозначно провести в каждом конкретном случае – ввиду отмечавшегося выше переплетения пространственных и временных категорий в структурах эллинского сознания.

Известно место из античного автора, в котором «хаос» напрямую соотнесен с «эоном», причем в таком контексте, который позволяет понять сравнительную специфику обоих. Это место – из труда знаменитого римского императора Марка Аврелия, «философа на троне», писавшего на древнегреческом языке ^[205]. Оно очень важно и информативно, хотя и представляет собой всего лишь достаточно краткое выражение, которое, кстати, в имеющемся русском переводе передано скорее описательно: «зияет вечность, бесконечная в обе стороны». А дословно сказано так: «хаос эона, бесконечного в обе стороны».

Что для нас важно в приведенном выражении? Для характеристики «хаоса» автору специально потребовалось указать, что это «эон», но не просто «эон», не любой «эон», а именно «эон», бесконечный в обе стороны. Ведь выше отмечалось, что обычно «эон» если и бесконечен, то бесконечен только в одну сторону – в будущее, в прошлом же он имеет свое начало. В этом отношении он ничуть не отличается от «хроноса».

Что же касается «хаоса», то он, согласно греческим представлениям, был уже тогда, когда не появились еще ни «эон», ни «хронос». Именно так в «Теогонии» Гесиода, где Хаос появляется уже в самой первой строке рассказа о зарождении Вселенной. Эта гесиодовская поэма для нашего анализа исключительно принципиальна, поскольку в ней впервые в античной литературе указаны основные черты «хаоса». На них мы сейчас вкратце и остановимся, процитировав соответствующие строки (отчасти нам уже знакомые).

Если о Ночи и Эребе (мраке) прямо сказано, что они «родились из Хаоса», то относительно Геи (Земли) и Тартара такого выражения нет, однако следует считать, что и они тоже – порождения Хаоса (а откуда бы еще было им иначе взяться?). Хаос, эта зияющая бездна, существовал прежде всего остального в мире. Причем являлся, как видим, порождающей силой. Но он и после сотворения персонифицированных стихий не прекратил своего существования. Так, во время борьбы олимпийских богов с титанами «жаром ужасным объят был Хаос» ^[207].

С момента появления Земли и позже рожденного ею Неба (Урана) Хаос в пространственном плане осмысляется Гесиодом как принадлежащий к нижней сфере универсума, ассоциируется (хотя и не отождествляется полностью) с «антинебом» – Тартаром. Характерен в данном отношении следующий пассаж:

Тут следует обратить внимание на целый ряд деталей. Во-первых, бездна у Гесиода обозначена словом хасма. Это слово – однокоренное с «хаосом» и, несомненно, здесь просто служит заменителем последнего («хаос» не подошел бы в данной позиции по метрическим соображениям). Что же здесь сказано о Хаосе? Он, как видим, еще ниже Тартара (в нем «залегают концы и начала», помимо прочего, также и от Тартара), а также и глубже Тартара. Причем намного глубже. Мы ведь уже знаем, что, по Гесиоду, от поверхности земли до Тартара медная наковальня будет лететь ровно столько же, сколько от неба до земли – девять дней и девять ночей, – а дна Хаоса не достигнуть «в течение целого года».

Далее, об этих самых «концах и началах» всех вещей. Они коренятся именно в бездне Хаоса, что лишний раз подчеркивает как его «изначальность», так и «конечность», «финальность» относительно остальной Вселенной. Наконец, Хаос – благодаря своему самому нижнему положению – мрачен. Это отмечено и в другом месте поэмы, где Хаос назван «темным» ^[209].

Страница