23 июня: "день М" - читать онлайн книгу. Автор: Марк Солонин cтр.№ 44

Если это предположение верно и на Совещании 24 мая 1941 г. утверждённый Сталиным вариант оперативного плана был доведён до сведения командующих округами (т. е. до будущих командующих фронтами), то «диапазон возможных дат» запланированного начала войны сужается практически до двух месяцев: ОТ НАЧАЛА ИЮЛЯ ДО КОНЦА АВГУСТА 1941 г. Кратко поясним этот достаточно очевидный вывод.

Если бы вторжение в Европу по-прежнему планировалось начать в 1942 году, то в мае 41-го эту сверхсекретную информацию не стали бы ещё сообщать командующим войсками округов. Рано. Опасно — увеличивается возможность утечки информации. Да и бессмысленно: за 8–9 месяцев ситуация может многократно измениться. Не только к 12, но и к 22 июня 1941 г. стратегическое развёртывание было ещё весьма далеко от завершения. В частности, не была начата открытая мобилизация, без проведения которой весь комплекс мероприятии по стратегическому развёртыванию был невыполним в принципе. Да и на следующий день после объявления мобилизации крупномасштабное наступление начать не удастся. Так, в сентябрьском (1940 г.) варианте плана стратегического развёртывания читаем: «При условии работы железных дорог в полном соответствии с планом перевозок войск днём перехода в общее наступление должен быть установлен 25-й день от начала мобилизации, т. е. 20-й день от начала сосредоточения войск». Аналогичный срок (20 дней), необходимый для «сосредоточения войск и до перехода их в наступление», указан и в декабрьском (1940 г.) плане штаба Киевского ОВО. Правда, в июне 1941 г. в рамках скрытой мобилизации удалось выполнить целый ряд важных этапов мобилизационного и стратегического развёртывания (об этом пойдёт речь в следующей главе), но завершить всё без объявления открытой мобилизации было невозможно. Следовательно, названная М. А. Гареевым дата 12 июня (если эта информации вообще достоверна) отражает лишь один из предварительных этапов отработки плана войны. Реальный срок начала наступления, установленный 24 мая, никак не мог быть раньше начала июля.

Стоит сравнить ситуацию в Москве с тем, как хронологически шла подготовка к вторжению по другую сторону будущего фронта. В директиве № 21 (план «Барбаросса») Гитлер пообещал своим генералам: «Приказ о стратегическом развёртывании вооружённых сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции». Восемь недель. Это обещание, как и множество других, Гитлер выполнил — день начала операции (22 июня) был установлен и доведён до сведения верховного командования вермахта 30 апреля 1941 г. Отсчитаете же восемь недель от даты 24 мая, мы попадаем в 19 июля — вполне реалистичный срок завершения всех мероприятий по стратегическому и мобилизационному развёртыванию Красной Армии.

С другой стороны, в южной Польше тоже бывает осень и зима — сырая, слякотная, с дождями, туманами и мокрым снегом. Для действий авиации и моторизованных войск это значительно хуже «нормальной» русской зимы с крепкими морозами, которая превращает все «направления» в сплошную дорогу с твёрдым покрытием и покрывает все реки и озёра ледяным «понтонным мостом». Плановая продолжительность решения «первой стратегической задачи» составляла, как отмечено выше, 25–30 дней. Но не всё на войне идёт по плану, да и за первой задачей должна следовать следующая. Таким образом, конец августа — начало сентября может считаться предельным сроком, после которого начинать крупномасштабное наступление в южной Польше и на Балканах было бы слишком рискованно.

Косвенным подтверждением гипотезы о том, что установленный Сталиным момент начала войны приходился на июль — август 1941 г., могут служить и многочисленные жесты демонстративной лояльности по отношению к Германии, о которых говорилось в конце предыдущей главы. Как известно. в советской и постсоветской историографии имела широкое хождение версия о том, что Молотову было поручено дипломатическими средствами «оттянуть нападение Германии» до осени 1941 года. Вполне возможно, что такая задача была действительно поставлена — но отнюдь не для того, чтобы «выиграть ещё один год для укрепления обороноспособности страны». Реальной задачей «политики умиротворения» было усыпить бдительность Гитлера, с тем чтобы летом 1941 года Красная Армия смогла внезапно нанести вермахту сокрушающий первый удар.

Авторы коллективной монографии «1941 год — уроки и выводы» в косвенном и завуалированном обычной демагогией виде также называют середину июля 1941 г. той датой, к которой должно было быть завершено стратегическое развёртывание Красной Армии: «В реальной обстановке того времени командиры соединений и командующие армиями и войсками округов исходили из других (других по отношению к 22 июня. — М.С.) сроков сосредоточения и развёртывания войск, подготовки фронтов, огневых позиций артиллерии, маскировки аэродромов, складов и т. д. Считалось, что нападение противника может произойти не ранее первой половицы июля». (3, стр. 88)

В качестве предполагаемого срока начала войны называли июль — август 1941 г. и многие из захваченных в плен командиров Красной Армии. Разумеется, круг лиц, допущенных к военной тайне такой важности, как точная дата внезапного нападения, был крайне ограничен, поэтому приведённые ниже показания могут служить скорее отражением общих настроений, «общего духа», который витал в Красной Армии летом 41-го года. Так, военврач Котляревский, призванный 30 мая 1941 г. на 45-дневные «учебные сборы» в медсанбат 147-й стрелковой дивизии, сообщил, что «7 июня медицинскому персоналу доверительно сообщили, что по истечении 45 дней увольнения не последует, так как в ближайшее время будет война с Германией». Капитан Краско, адъютант командира 661-го полка 200-й стрелковой дивизии, показал: «Ещё в мае 1941 г. среди офицеров высказывалось мнение о том, что война начнётся после 1 июля».

По словам майора Коскова, командира 25-го полка 44-й стрелковой дивизии, «судя по масштабу и интенсивности подготовки к войне, русские напали бы на Германию максимум через 2–3 недели» (после 22 июня. — М.С.). Полковник Гаевский, командир полка 29-й танковой дивизии (в документах 29-й тд нет упоминаний о полковнике с такой фамилией — М.С.), показал: «Среди командиров много говорили о войне между Германией и Россией. Существовало мнение, что война начнётся примерно 15 июля». Майор Соловьёв, начальник штаба 445-го полка 140-й стрелковой дивизии: «В принципе конфликта с Германией ожидали после уборки урожая, примерно в конце августа — начале сентября. Поспешную передислокацию войск к западной границе можно объяснить тем, что срок нападения перенесли назад». Подполковник Ляпин, начальник оперативного отделения 1-й мотострелковой дивизии, заявил, что «советское нападение ожидалось осенью 1941 г.». Генерал-майор Малышкин (перед войной — старший преподаватель, начальник курса в Академии Генерального штаба, затем начальник штаба 19-й Армии Западного фронта, пленён 11 октября в Вяземском «котле», один из главных сподвижников Власова, повешен 1 августа 1946 г.) заявил, что «Россия напала бы в середине августа, используя около 350–360 дивизий». (42. стр. 84–85)

Показания, данные во вражеском плену, да ещё и лицами, активно сотрудничавшими с оккупантами, могли бы вызвать большие сомнения, если бы они не подтверждались самым главным свидетельством — реальным ходом стратегического развёртывания Красной Армии в мае — июне 1941 года.