Нет блага на войне - читать онлайн книгу. Автор: Марк Солонин cтр.№ 38

Позиция апологетов понятна — как ни упражняйся в словесной эквилибристике, а фашистская идеология движения и многолетнее сотрудничество с гитлеровской Германией не украшает портрет благородных героев; проще и удобнее вовсе вычеркнуть эти годы из истории. Советская же пропаганда пребывала в уверенности, что большего преступления, нежели нежелание вступать в колхоз, и придумать-то нельзя, поэтому, решая задачу шельмования «буржуазных украинских националистов», она сосредоточилась именно на событиях послевоенных лет. К тому же любое упоминание о том, что на территориях восточной Польши, «освобожденных» в сентябре 39-го года по соглашению с Гитлером, оказывается, жили поляки, было для коммунистических историков не слишком приятным; в результате главное преступление бандеровцев — «волынская резня» — было напрочь забыто, стерто из памяти, запрещено к упоминанию во всех учебниках.

Не пытаясь объять необъятное в рамках одной статьи, отметим лишь три момента, важные для понимания событий последнего этапа истории ОУН.

Представление о том, что 100-тысячная «армия непокоренных» воевала, воевала и воевала, пока в неравных боях не погибла вся до последнего человека, мягко говоря, ошибочно.

Первая амнистия участникам бандеровского движения была объявлена еще 12 февраля 1944 года («именем Правительства УССР мы гарантируем всем участникам УПА, которые перейдут на сторону Советской власти, которые честно и полностью порвут всякие связи с оуновцами, которые искренне и целиком отрекутся от всякой борьбы и враждебных происков против Красной Армии и Советской власти, — полное прощение их тяжкой ошибки, их прошлых провинностей перед Родиной»). 27ноября 1944 г. была объявлена вторая амнистия, причем в документе говорилось, что правительство УССР амнистирует как рядовых участников подполья, так и руководителей, если они «честно покаются перед народом и встанут на трудовой путь».

Эти призывы не остались безответными — к началу 1945 г. явилось с повинной около 17 тыс. участников УПА и подполья ОУН. Были даже случаи организованного массового выхода из леса. Так, в феврале 1945 г. в Вижницком районе Черновицкой области в полном составе (порядка 400 человек) сложил оружие курінь (батальон) под командованием некого «Перебійніса».

После окончания войны, 19 мая 1945 г., была объявлена третья, а 5 ноября — четвертая по счету амнистия. На этот раз «явка» оказалась значительно выше — война окончилась, и скрывающиеся по лесам «уклонисты» сочли за благо сдаться властям. Всего, судя по докладу НКВД СССР от 22 ноября 1945 г., в период с февраля 1944 г. по 1 ноября 1945 г. на Западной Украине явилось с повинной 99 219 «бандитов и уклонившихся от службы в Красной Армии». В аналогичном отчете НКВД УССР утверждается, что к 25 мая 1946 г. явилось с повинной 115 тыс. человек. Современный украинский историк Д. Веденеев (весьма, кстати, благосклонный к ОУН и ее лидерам) пишет про 113 тыс. «активных участников движения сопротивления и уклонившихся от службы в Красной Армии», которые сдались властям в период с 1944 по сентябрь 1949 г. При всех оговорках, связанных с неизбежными для советской бюрократической системы приписками, приведенные цифры говорят о том, что большинство оуновцев не стало «упорствовать в безумии» и сложило оружие в течение первых 10–15 месяцев после изгнания немцев с территории Западной Украины.

Второй момент, также связанный с вопросом о реальной продолжительности вооруженного противостояния и мотивации его участников, относится к масштабу и жестокости «внутреннего террора», проводимого бандеровской СБ.

Как и в любой экстремистской, антидемократической организации «вождистского» типа, в Организации Украинских националистов возникла секретная карательная служба, которая с течением времени все более и более «подминала под себя» организацию в целом; в этом смысле история взаимодействия ОУН и СБ в точности повторяет историю ВКП(б) и ГПУ/НКВД. К 1943 году СБ превратилась в строго «вертикальную», никому не подотчетную структуру; отдельные «референтуры» СБ подчинялись только «главному референту СБ» и при этом имели право арестовать любого активиста движения, включая руководителей территориальных организаций ОУН. За арестом следовало «дознание», после которого признавшегося во всем зрадника оставалось только повесить. Оказаться невиновным арестованный мог лишь в редчайших случаях.

Так, на Волыни с января по октябрь 1945 г. из 938 человек, оказавшихся под следствием в СБ, было казнено 889, причем в Ковельском и Любомльском районах число казненных оказалось в точности равно числу арестованных.

Руководивший этими расправами референт СБ на Северо-Западных украинских землях Б. Козак (псевдоним «Смок») был позднее переброшен на Тернопольщину, где провел массовую «чистку рядов» в округе «УПА-Юг». За несколько месяцев было уничтожено полсотни командиров, включая начальника штаба «округа», политического референта, начальника школы минеров, десятка командиров куреней (батальонов). Всего же — вместе с членами семей «изменников» — было казнено 6 тыс. человек! И таких «Смоков» в системе СБ было немало. Зловещей фигурой был и «главный референт» бандеровской СБ Мыкола Арсенич («Михайло»). По его инициативе, начиная с осени 1943 г., проводились т. н. «капитальные чистки» (осень 43 г., сентябрь 44 г., весна и ноябрь 45 г.), в ходе которых массово арестовывались и уничтожались «подозрительные», к которым причислялись бывшие «бульбовцы» и «мельниковцы», выходцы из восточных областей Украины (східники), примкнувшие к движению русские и евреи.

В ряде случаев дело доходило до вооруженных столкновений между «оперативниками» СБ и возмущенными безудержным террором бойцами УПА. Так, в районе села Марьяновка Сарненского района произошел настоящий бой между отрядами УПА и СБ, после которого 18 пленных «эсбистов» были повешены. В этот пылающий «костер» органы НКВД ловко подбрасывали «дровишки» в виде укомплектованных бывшими оуновцами «спецбоевок». В течение 45–46 гг. было создано полторы сотни таких групп общей численностью более 1800 человек. Действуя под видом «боевок СБ», эти «лже-бандеровцы» терроризировали население, вносили дополнительную нервозность и неразбериху в рядах националистического подполья.

В целом же террор СБ имел двоякое влияние на судьбу движения. С одной стороны, страх перед расправой (жертвой которой обычно становилась и вся семья зрадника) удерживал многих от выхода из леса; с другой стороны, террор усиливал деморализацию УПА и, как это ни покажется на первый взгляд странно, подталкивал многих к сотрудничеству с НКВД. Как пишет в своих воспоминаниях бывший командир куреня УПА М. Скорупский, «первые сексоты (осведомители) вышли главным образом из тех семей и сёл, где были жертвы СБ, где мы сами посеяли горе и ненависть». А осведомителей было немало: 18 165 информаторов (не считая 2249 внедренных в ряды подполья агентов) состояло на учете у органов НКВД по состоянию на 1 января 1946 г.

И тут мы переходим к третьему важному пункту: кто воевал против УПА, кто выслеживал и арестовывал активистов вооруженного подполья? Навязываемая нынешними пропагандистами схема, в рамках которой «у порога родной хаты украинцы воевали против пришлых москалей», не имеет ничего общего с реальностью. Что касается высшего и среднего командного состава, то с советской стороны он был практически полностью сформирован из командиров партизанских отрядов и офицеров УШПД (украинский штаб партизанского движения). Все они были украинцами или, по крайней мере, уроженцами Украины. Так, наркомом внутренних дел УССР был В. Рясный, затем — Т. Строкач, наркомом госбезопасности УССР — С. Савченко, начальник погранвойск НКВД Украинского округа — П. Бурмак, начальник Внутренних войск НКВД Украинского округа — Марченков, начальник Управления НКВД по Львовской области — Е. Грушко… Общее политическое руководство находилось в руках главы компартии Украины Н.С. Хрущева — как бы мы сегодня ни оценивали эту неординарную фигуру советской истории, назвать его «пришлым москалем» сложно.