Нет блага на войне - читать онлайн книгу. Автор: Марк Солонин cтр.№ 14

Загадочные события последних предвоенных дней можно, на мой взгляд, объяснить, связать в некую логическую цепочку в рамках следующей версии. Сразу же оговорюсь — прямых документальных подтверждений этой версии у меня нет (да и трудно поверить в то, что они когда-либо будут найдены). Тем не менее гипотеза эта заслуживает обсуждения хотя бы уже потому, что позволяет рационально объяснить многие из перечисленных выше, внешне противоречивых и невероятных, фактов.

Итак, предположим, что слово «провокация», которое на все лады повторяется и в мемуарах Жукова, и в приказах Сталина, появилось совсем не случайно. И нарком обороны Тимошенко совсем не случайно предупреждал командующего Западного фронта Д. Павлова о том, что «сегодня утром, может, что-нибудь случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите». Сталин, Тимошенко, Жуков абсолютно точно знали, что в воскресенье 22 июня 1941 г. «нападение может начаться с провокационных действий». Знали потому, что они сами это нападение и эту провокацию подготовили.

Секретных планов Гитлера на столе у Сталина никогда не было, но фактическая передислокация немецких войск отслеживалась советской агентурной, авиационной и радиоразведкой достаточно подробно. На основе этой информации строились вполне реалистичные оценки вероятных планов противника. В июне 1941 г. советская разведка зафиксировала начавшееся оперативное развертывание ударных группировок вермахта у границ СССР. Из этого факта были сделаны правильные выводы — Гитлер готовит вторжение, которое произойдет летом 1941 года. Воистину «роковая» ошибка была допущена лишь в определении того времени, которое потребуется немецкому командованию для завершения сосредоточения войск и, соответственно, в установлении даты возможного начала вторжения.

Роковая ошибка Сталина вполне объяснима. 31 мая 1941 г. в очередном «Спецсообщении» военная разведка доложила Сталину, что у границ Советского Союза немцы сосредоточили 94 пехотные, 14 танковых и 13 моторизованных дивизий. Разведка доложила не совсем точно — фактически даже к 22 июня в составе трех Групп армий («Север», «Центр» и «Юг») у немцев было всего лишь 84 пехотные дивизии. Но дело не в этих мелких неточностях. Главное в том, что Сталин и высшее командование Красной Армии ожидали увидеть в составе группировки противника несравненно большее количество войск. Так, по уже многократно упомянутой выше Докладной записке от 11 марта 1941 г., для войны против СССР противник (одна только Германия, не считая ее возможных союзников) должен был выставить 165 пехотных, 20 танковых и 15 моторизованных дивизий. Причем на вооружении этих танковых дивизий предполагалось наличие 10 000 танков (фактически все 17 немецких дивизий к утру 22 июня имели на вооружении не более 3,5 тыс. танков и самоходных орудий — и это если считать «танком» легкие пулеметные танкетки Pz-I и созданные на их базе самоходки).

Из донесений разведки (не только не занижавшей, а даже завышавшей численность войск противника у западной границы!) высшее военно-политическое руководство СССР, т. е. «коллективный Сталин», сделали абсолютно логичный вывод — сосредоточение ударной группировки вермахта пока еще не закончено; Сталин не мог поверить в то, что такими МАЛЫМИ СИЛАМИ Гитлер рискнет напасть на могучий Советский Союз. Сталин не мог поверить в то, что Гитлер оценивает «несокрушимую и легендарную» Красную Армию ниже, чем армию 40-миллионной Франции (для вторжения в которую немецкое командование выделило 136 дивизий). Сталин гордился своей логикой и рассуждал в данном случае вполне здраво — немцам потребуется еще несколько недель для завершения сосредоточения войск. А это означало, что у Красной Армии остается шанс начать войну сокрушительным внезапным ударом по противнику.

Сталин действительно «гнал от себя всякую мысль» — но не мысль о войне (ни о чем другом он уже и не думал), а о том, что Гитлер в самый последний момент сумеет опередить его. Поэтому после долгих и, можно предположить, мучительных раздумий, после многократных совещаний с военным руководством (в июне 41-го Жуков и Тимошенко были в кабинете Сталина семь раз: 3, 6,7,9,11,18,21-го числа — причем в иные дни военные приходили к Сталину дважды, и обсуждение затягивалось на четыре часа) решено было еще раз изменить срок начала операции в сторону приближения. Вероятно, предполагалось начать боевые действия в последних числах июня 1941 г. В рамках этого плана (условно назовем его «план № 4») днем начала открытой мобилизации был установлен понедельник, 23 июня 1941 г.

Решение о начале открытой всеобщей мобилизации в понедельник было вполне логичным. В Советском Союзе центром жизни было рабочее место. Завод.

Именно там концентрировался «призывной контингент», именно там утром 23 июня 1941 г. должны были состояться «стихийные митинги» трудящихся, на которых будет объявлен заранее подготовленный Указ Президиума ВС СССР об объявлении мобилизации. Именно потому, что текст Указа готовился заранее, в нем и не было ни малейших упоминаний о гитлеровском вторжении и фактически начавшейся войне.

Но товарищ Сталин был мудр, и он понимал, что одного только Указа Президиума будет мало. Особенно после того, как на протяжении двух лет сталинская пропаганда объясняла трудящимся, что призывать к «войне за уничтожение гитлеризма, прикрываемой фальшивым флагом борьбы за демократию» (речь В. Молотова на сессии Верховного Совета СССР от 31 октября 1939 г.), могут только враги народа, подлые наймиты англо-американских поджигателей войны. Разумеется, Сталин ни на секунду не усомнился в покорности воспитанного им народа, но одной покорности для такого дела, которое он замыслил, было недостаточно. Нужна была «ярость благородная», сжигающая сердца. Проще говоря, нужно было организовать и провести крупномасштабную кровавую провокацию.

В качестве конкретного содержания такой провокации была избрана инсценировка бомбового удара немецкой авиации по советскому городу (городам). Предшествующий дню начала мобилизации воскресный день 22 июня 1941 г. как нельзя лучше подходил для осуществления задуманного. Для получения максимально возможного числа жертв среди мирного населения бомбардировка днем в воскресенье была оптимальным вариантом: теплый солнечный выходной день, люди отоспались после тяжелой трудовой недели и вышли на улицы, в сады и скверы, погулять с детьми… Технические возможности для инсценировки были: еще в 40-м году в Германии были закуплены два бомбардировщика «Дорнье»-215, два «Юнкерса»-88 и пять многоцелевых Ме-110, не говоря уже о том, что на высоте в 5–6 км никто, кроме специалистов высшей квалификации, и не распознал бы силуэты самолетов.

У товарища Сталина были твердые представления о том, в каких именно формах должна проявляться «неизменно миролюбивая внешняя политика» Советского Союза. Эти представления он с неумолимой настойчивостью «терминатора» проводил в жизнь. Все должно было быть «правильно». Советский Союз не мог напасть на Финляндию. Красная Армия должна была пресечь провокации белофинской военщины, которая предательски обстреляла советскую территорию в районе поселка Майнила. В июне 41-го предстояло начать войну неизмеримо большего масштаба, соответственно, и очередная «предвоенная провокация» должна была быть гораздо более заметной и кровопролитной.