Зал во дворце епископа, где проходил свадебный пир, был убран золотом и шелками. В конце его стоял величественный помост, к которому вели четыре ступеньки. На нём, под балдахином, стояли кресла для королевы Марии и её супруга. Перед ними стоял стол, а дамы королевы, испанские гранды и английская знать пировали внизу. Епископ Гардинер сидел за королевским столом — тот был сервирован тарелками из чистого золота. Буфет, девять полок которого были уставлены золотыми вазами и серебряными блюдами, был, скорее, просто для красоты. На галерее напротив размещались музыканты, которые играли чудесную музыку. Затем, между первой и второй переменой блюд, вошли герольды в роскошных мантиях, и произнесли, от имени королевства, поздравительную речь на латыни, прославляющую брак.<…> В шесть часов убрали столы, и начались танцы. А в девять часов веселье завершилось — королева и король Филипп покинули празднество».
Королевские свадьбы могли сопровождаться турнирами, банкетами, маскарадами, превращаясь в пышные гуляния. Городские улицы украшались вензелями и портретами новобрачных, флагами, драпировками из ткани и цветами.
Жениху и невесте слали подарки — не только родственники и друзья, но и различные организации, представители городов и т. д. Например, когда старший сын королевы Виктории, будущий король Эдуард VII, должен был жениться на датской принцессе, то в честь этого события она, родственница тогдашнего датского короля, получила от него особый подарок — ожерелье с усыпанным бриллиантами золотым крестом, копией креста королевы Дагмар Богемской (1186–1212), супруги датского короля Вольдемара II, почитаемой датчанами; Дагмар, как говорят, попросила у своего будущего мужа единственный подарок к свадьбе — освободить крестьян от податей и выпустить узников из тюрем.
Поток подарков не был односторонним — зачастую в честь свадьбы раздавались деньги, нередко — на приданое бедным девушкам. Королевская свадьба — это праздник для всей страны… и в то же время — праздник для двоих.
Вот выдержки из писем королевы Виктории, например, письмо, которое утром 10 февраля 1940 года, в день свадьбы, она отправила жениху:
«Любимый,
Как Вы, хорошо ли спали? Я отдохнула очень хорошо и чувствую себя сегодня отлично. Ну и погода! Я надеюсь, правда, что дождь прекратится.
Мой дорогой и любимый жених, пошлите мне записку, буквально одно слово, когда будете готовы.
Навсегда Ваша,
Виктория R.»
А вот письмо королю Бельгии, написанное на следующий день после свадьбы:
«Дорогой дядя, тебе пишет самое-самое счастливое создание на земле. Правда, я не думаю, что кто-нибудь может таким счастливым, как я или как А. Он просто ангел, его доброта в отношении меня и привязанность очень трогают. Смотреть в эти дорогие глаза, в это любимое сияющее лицо — уже этого достаточно, чтобы обожать его. Моё самое большое желание — сделать его счастливым. Помимо моего личного счастья — то, как нас вчера принимали и приветствовали, было потрясающе, я не видела такого раньше. Толпам в Лондоне, казалось, не было конца, они заполнили все дороги. Вчера вечером я порядочно устала, но сегодня вновь бодра. И счастлива…
Всегда преданная Вам,
Виктория R.»
Вот как описывала королева в дневнике один из самых счастливых дней своей жизни: «Встала без четверти девять. Спалось хорошо. Завтракала в половину десятого. До этого зашла мама и принесла мне букетик из флёрдоранжа. Моя добрейшая Лецен дала мне маленькое колечко. <…> Меня причесали и надели на голову венок из флёрдоранжа. Виделась с Альбертом наедине — в последний раз, как с женихом. <…> Мама и герцогиня Сазерлендская сели вместе со мной в карету. Я никогда не видела таких толп людей в Парке, они радостно нас приветствовали. Когда мы прибыли в Сент-Джеймс, я прошла в комнату Для переодеваний, где уже были двенадцать девушек, которые должны были нести мой шлейф. Они были в белом, убраны белыми розами, и смотрелось это очаровательно. Там мы немного подождали, пока процессия дражайшего Альберта не прошла в часовню».
А что же происходит там, за стенами часовни? Обратимся к описанию свадьбы старшего сына королевы Виктории. Принц стоит у алтаря и ждёт: «…Наконец, со звуками труб, которые приглушаются занавесями, выходит давно ожидаемая процессия с невестой во главе, и принц, бросив взгляд и убедившись, что она, наконец, здесь, смотрит прямо на королеву и не отводит глаз от неё до тех пор, пока его наречённая не становится рядом.
Царит настолько глубокая тишина, что, кажется, даже блеск драгоценностей, сверкающих повсюду, вот-вот нарушит её. И, несмотря на этикет, который до сих пор контролировал каждое слово и жест, теперь все наклоняются вперёд, и приглушённый шум и шорох в нефе свидетельствуют, что приближается невеста. В следующее мгновение она появляется и стоит, „в блеске шелков и мерцанье жемчужин, роза и лилия, самая красивая и почти самая юная среди окружающей её цветущей свиты“. Хотя она и не чрезмерно взволнована, но всё же переживает, и нежные краски, которые обычно придавали её живому облику столь счастливый вид, померкли. Её головка склонена, и, глядя временами по сторонам, она медленно движется к алтарю. В программе упоминается, что справа её поддерживал отец, принц Кристиан Датский, а слева — герцог Кембриджский, и этот же самый, сухой, но правдивый документ сообщает нам, что оба они были в полном обмундировании, с цепями и знаками рыцарских орденов. Но, не желая умалить важность этих блестящих особ, мы должны сказать, что кто угодно мог бы быть на их месте, настолько всепоглощающим был интерес, с которым наблюдали за невестой, за нею одной. Её черты были скрыты вуалью и почти неразличимы, а взгляд опущен вниз, так что рассмотреть её трудно, но, когда она приближается к алтарю, то опускает руку, и из-под фаты показывается большой флёрдоранжевый букет.<…>
Её роскошный шлейф, белый с серебром, несут восемь юных леди. Этим избранным девам, наследницам самых древних родов, от пятнадцати до двадцати лет. Все они, удостоенные такой важной роли в длинной программе этого счастливого дня, дочери герцогов, маркизов или графов, чьи титулы нам почти так же хорошо знакомы, как имена королей прошлого. <…>
Излишне описывать, как они выглядели, когда, одетые в белое и окутанные вуалями, лёгкими шагами следовали за своею царственной госпожой. И, поскольку не они должны были выйти замуж, казалось, девушки испытывают облегчение от того, что им не нужно смотреть в землю — они оглядываются вокруг, поворачиваются одна к другой и заставляют нас поверить, что не знают о том, какое восхищение вызывают, даже рядом с такой невестой и в такой момент. Пусть воображение нарисует вам эту картину, поскольку слова бессильны её описать».
Что касается самого венчания, то перед Богом все равны, и короли ничем не отличаются от простых смертных…
А вот как праздновалась ещё одна свадьба — наверное, самая важная свадьба Великобритании в XX веке, свадьба Её Величества Елизаветы II, тогда ещё молодой принцессы Елизаветы. 1947 год, послевоенная Англия…
Пажами, которые должны были нести шлейф невесты, были её маленькие кузены, Вильям Глочестерский и Майкл Кентский. Оба пятилетних принца были одеты в Шотландские килты (что тоже уже является традицией — младшие братья будущего Эдуарда VII на его свадьбе тоже были в килтах).