3. Если не удалось выделить ДНК, то почему этот результат не был перепроверен также и в отделе судебно-медицинской идентификации личности, который существовал в 2008 году? В этом отделе есть не только специалисты, но и оборудование, и методики как раз построения мягких тканей лица по черепу. Более того: поскольку был обнаружен полностью скелет, то была возможность провести полное и комплексное исследование всех костных останков.
4. Опять же, если не удалось выделить ДНК, какой смысл был в том, чтобы брать на анализ кровь у белорусских родственников А. И. Лизюкова? Ведь всё равно сравнивать было не с чем.
5. Как было сказано в репортаже: выделение ДНК — это больше удача, чем закономерность. Всё зависит от того, какому воздействию подверглись останки. Возможно. Не будем спорить с уважаемыми специалистами, однако есть в практике выделения ДНК и более «тяжёлые» случаи. Например, те же печально известные царские останки подвергались в своё время и горению, и воздействию кислоты, однако там удалось выделить ДНК. Останки мамонтов и прочих древних животных, пролежавших сотни тысяч лет, также давали выделение ДНК. Каков же состав почвы в с. Лебяжье, если там у останков не удалось выделить ДНК?
6. Наконец, почему вообще в лабораторию РЦСМЭ были отправлены останки только одного человека, когда в захоронении были обнаружены останки восьми тел? Проверка других останков или дала бы безальтернативный вариант, что именно эти, а не другие останки принадлежат комкору Лизюкову, или подтвердила, что почва в с. Лебяжье особенная и из других останков ДНК также не выделятся.
Пока на все эти существенные вопросы ответов нет. Поэтому, на наш взгляд, ставить точку в поисках Героя Советского Союза, комкора генерал-майора Александра Ильича Лизюкова ещё рано.
Приложение 2
ПОТЕРЯННЫЕ ПИСЬМА НЕЧАЕВА:
ПРАВДА ИЛИ МИФ?
Уважаемые читатели! В книге я уже писал про странности и нестыковки в так называемом «письме Нечаева» о якобы произведённых в селе Лебяжье похоронах генерала Лизюкова. Но речь тогда шла главным образом о несостоятельности изменчивых пересказов этого письма, которые подавались как некий «исторический источник», объявленный «находчиками» главным, если не вообще единственным доказательством того, что генерал Лизюков был действительно похоронен в Лебяжьем.
Однако изучение, сравнение и анализ других имеющихся по этому вопросу данных заставляют нас усомниться в самом факте существования этого легендарного письма. Оговорюсь сразу: я не делаю каких-либо категорических заявлений, а лишь предлагаю пищу для размышления, выводы же могут сделать сами читатели.
Задумаемся о следующих моментах. Единственная официальная ссылка на «письмо Нечаева», представленная лидерами ПО «Дон», — это письмо председателя воронежского областного Совета ветеранов И. Ф. Шматова в Саратовское военно-инженерное училище ракетных войск, в котором он пишет о том, что Нечаев якобы написал в середине 50-х годов письмо в Воронежский краеведческий музей о захоронении генерала Лизюкова. (А. Курьянов утверждает также, что к письму была приложена схема захоронения, но и письмо, и схема были утеряны.)
Начнём с того, что в ответ на запрос красноярского журналиста Дениса Труфанова заместитель директора по научной работе Воронежского краеведческого музея не подтвердил ни факта получения данного письма, ни факта его хранения или занесения в книгу учёта переписки
[426]. То есть сразу и однозначно скажем: в музее данного письма нет, и даже нет достаточных оснований заявлять, что оно когда-либо там было.
Предположение о том, что оно поступило не в сам музей, а в военно-историческую секцию (ныне архив музея Великой Отечественной войны «Арсенал»), располагавшуюся тогда в здании музея, отвергается историком из Воронежа С. В. Марковой, которая за 20 лет работы в «Арсенале» никогда не видела этого письма со схемой и даже не слышала о факте его получения когда-либо в обозримом прошлом.
Допустим, это письмо действительно было утеряно, но неужели даже сам факт получения такого важного свидетельства никак не был зафиксирован сотрудниками музея? Ведь в противном случае современные музейные работники, вне всякого сомнения, обязательно узнали бы об этом из документов своих предшественников, тем более что некоторые из сотрудников музея проработали там 20 и даже 40 лет, но при этом ничего никогда об этом письме и картах-схемах не слышали!
По словам А. Ф. Клепикова, сына директора Лебяжинской школы, письмо и схема захоронения Лизюкова, якобы полученные его отцом, были в 80-х годах переданы в Рамонский районный военкомат и, соответственно, должны были храниться там
[427]. Отчего же тогда сотрудники районного и областного военкоматов не обнародовали их в газетах и не показали по телевидению? Ведь найти и использовать это письмо для доказательства обнаружения останков «легендарного командарма» воронежским властям не составило бы никакого труда! Неужели же загадочное письмо со схемой «потерялось» не только в музее, но и в военкомате? Как-то странно, получается, хранятся в официальных инстанциях важные письма с ценной информацией! Однако не будем придираться и допустим, что и в Рамонском военкомате люди не безупречны и потому (ну что тут поделаешь!) потеряли «бесценное свидетельство». Но почему тогда в пору сенсационного обнаружения и торжественного захоронения останков «генерала Лизюкова», о чём благодаря СМИ знала чуть ли не вся страна, тем более воронежцы и рамонцы, нынешние сотрудники рамонского военкомата ни словом не обмолвились о том, что письмо у них когда-то действительно было? Рамонский военкомат молчал всё это время и ни словом не подтвердил ни факта получения, ни наличия в его архивах «письма Нечаева».
Странно… Не менее странными выглядят и слова А. Ф. Клепикова, согласно которым автором переданного в военкомат письма о захоронении Лизюкова был… генеральский шофёр или адъютант! Складывается впечатление, что об авторстве нашумевшего письма А. Ф. Клепиков узнал не из рассказа своего отца, а из сенсационных заявлений СМИ!
Однако идём дальше. Из статьи П. Попова «Кого нашли в Лебяжьем», опубликованной в феврале 2009 года, мы узнаём, что И. Ф. Шматов написал в Саратовское военное командно-инженерное училище ракетных войск о письме Нечаева «всего лишь несколько лет назад», то есть, надо думать, никак не ранее середины прошлого десятилетия
[428]. Это уже не 50-е («потерянное» письмо в Воронежский краеведческий музей), не 60-е («потерянное» письмо воронежскому краеведу А. Гринько)
[429] и даже не 70–80-е годы («потерянные» письма во все другие многочисленные адреса)! Однако и в этом случае мы сталкиваемся с удивительным и всё более знакомым парадоксом: письмо когда-то было, но сейчас его нет! Подтверждение этому получаем, так сказать, из первых рук — от директора музея училища Сидоровичева А. П. Стоит отметить, что, в отличие от ситуации с письмом в Воронежский краеведческий музей и письмом, переданным в рамонский военкомат, А. П. Сидоровичев начал работу в музее училища не после получения обсуждаемого письма, а до его написания! Так вот, он заявил мне, что письма Шматова с изложением сути письма Нечаева в музее училища НЕТ, он его никогда НЕ ВИДЕЛ и ему НИЧЕГО НЕ ИЗВЕСТНО о факте его получения!
[430]