Жизнь кого-то из Фроловых-предков была короткой, но уж очень неправедной. За это небеса разгневались на семейство, обрушив на его представителей тяжелые испытания. Младенцы умирали, не успев произнести слово, крепкие, здоровые мужчины заболевали и становились беспомощными. Женщины не могли выйти замуж и так и отцветали, не дав потомства. Некогда большой и крепкий род вымирал. И тогда на семейном совете было решено: нужно отправить к Богу своего человека, чтобы он денно и нощно молил его о снисхождении к ни в чем не повинному роду. Помогло это или нет, но традиция прижилась. Старшая дочь в семье, достигнув совершеннолетия, уходила в монастырь. Неонила с детства знала о своем предназначении. Готовилась ли она к нему? Вряд ли. Конечно же, сестры Фроловы, Неонила и Майя, были крещены в церкви. Но службы не посещали, церковные традиции не соблюдали. Неонила, в противовес общительной Майе, росла девочкой замкнутой. Училась легко, на одни пятерки, хотя от нее этого никто не требовал. У Майи же пятерки были редкими гостями. В основном – крепкие тройки. Но благодаря молитвам сестры сейчас у Майи все хорошо. Семья, свой дом, сын. Был грех – после свадьбы пару раз ходила в церковь, молила Бога послать ей сына. Не дочь. Чтобы не отдавать в монастырь.
Пять лет тому назад отец умер. Майя часто вспоминала о сестре, а тут почувствовала прямо-таки острую необходимость встретиться с ней. Мать о судьбе старшей дочери ничего не знала, только плакала в ответ на расспросы, и Майя сама отправилась в Богоявленский монастырь. Однако поездка оказалась напрасной. Настоятельница, женщина с мягким и светлым лицом, посоветовала не искать встречи с Неонилой. «Для человека, принявшего решение посвятить себя Богу, – сказала она, – встреча с родственниками или хотя бы известие от них – искушение. Порой даже мучительнейшее искушение. Хотите ли вы этого для своей сестры?» Майя не хотела. Она вернулась домой с тяжелым сердцем. Ощущение того, что сестра была принесена в жертву ее семейному благополучию, еще долго не оставляло женщину. А еще она решила, что детей у нее больше не будет. Вдруг родится девочка…
– Странный, конечно, обычай, – сказал Иван и хлебнул уже порядком остывшего чая. – Неужели вы во все это верите?
– Есть вещи, которые помогают независимо от того, верите вы в них или нет, – тихо, чуть слышно сказала Майя. И после небольшой паузы, совсем другим голосом, в котором звучал неприкрытый вызов, добавила: – Семейные ценности, например. Вы против семейных ценностей?
Рыбак, конечно же, не являлся противником семейных ценностей, но если они проявляются в таком виде… Может, иногда лучше быть Иваном, не помнящим родства? Или нет? И как жить, зная, что ради твоего здоровья кто-то отказался от себя? Причем не по доброй воле? Может, лучше заниматься спортом и пить какую-нибудь эхинацею?
– А может, вы борща хотите? У меня такой вкусный борщ! По бабушкиному рецепту!
В голосе Майи было столько мольбы, ей так хотелось, чтобы кто-то похвалил ее борщ, что Рыбак не смог отказаться. Да и любил он борщ, что ни говори. А против был только один аргумент, вернее два – стремительно надвигающиеся сумерки и плохая дорога.
Борщ действительно оказался бесподобным.
– Вот это я понимаю, семейные ценности, – сказал Рыбак, блаженно жмурясь от удовольствия.
– Спасибо, – сдавленно пробормотала Майя, – а то от моих похвалы не дождешься. Сашке больше картошка фри нравится. Знаю, что вредно. Даже варенье есть не хочет. И зачем варю каждый год? А Пашка привык уже… Не чувствует вкуса.
Рыбак не просто ел. Он одновременно пытался анализировать полученную информацию. Рассказ Майи не укладывался в объективно существующую реальность. Как может человек одновременно находиться в монастыре и, будучи матерью двенадцатилетней девочки, работать у нее же нянькой?
– Кстати, посмотрите, пожалуйста, – он вынул из кармана сложенную вчетверо ксерокопию Неонилиного паспорта, расправил ее на скатерти, разгладил ладонью. – Это ваша сестра?
Майя всмотрелась в квадратик фотографии.
– Похоже. Я же ее уже почти пятнадцать лет не видела. Паспорт новый. Но она, когда на первый паспорт фотографировалась, тоже не очень была на себя похожа. Зачем, говорит, стараться хорошо выглядеть, все равно мне этот паспорт не пригодится.
Рыбак вдруг почувствовал, что Майя собирается заплакать.
– А у нее были какие-нибудь подруги? Может, она кому-нибудь писала? – спросил он, чтобы как-то отвлечь женщину от этого бесполезного занятия. Понимал, что подруги если и были, то за такое время успели все забыть.
– Подруги? – Майя нахмурила лоб. – Не очень я помню. Если кому и написала, то учительнице нашей, Анне Олеговне. Та ее очень любила. Даже приходила к отцу, просила за Неонилу. Ну, чтобы она осталась. Говорила, что у Неонилы способности, ну того… Есть…
Она все-таки заплакала. Иван с сожалением отложил ложку – борщ закончился, разговор зашел в тупик. Хотя, если попробовать поговорить с учительницей…
– А где она, Анна Олеговна?
– Да тут, на Отрадной живет. Хотите, я вас сведу? – Майя прямо как-то воспряла духом и даже плакать перестала.
– Не нужно, я сам, вы только направление покажите.
Накинув куртку, Майя проводила его за калитку, показала направление, в котором проживала учительница Неонилы.
Несмотря на оптимистичное название, улица Отрадная по качеству дорожного покрытия недалеко ушла от Извозной. Тот же медленный дрейф между ямами, разбросанными в непредсказуемом порядке. Благо до дома Анны Олеговны оказалось рукой подать. Через каких-то пять минут Рыбак уже нажимал на кнопочку звонка.
– Иду, иду! – голос у Анны Олеговны оказался на удивление молодым. Да и сама она выглядела очень молодо. Не моложаво, а именно молодо. И хотя лицо покрывала густая сетка морщин, в глазах стоял истинный задор, какой не у всех молодых увидишь.
– Чем обязана? – спросила Анна Олеговна, пристально вглядываясь в лицо Ивана.
Обманывать учительницу, размахивая поддельным удостоверением, Иван не стал.
– Я частный детектив, разыскиваю вашу ученицу, – сказал он, поздоровавшись.
– Ученицу? – удивленно переспросила Анна Олеговна. – Какую же, позвольте спросить?
– Фролову Неонилу Сергеевну! – сказал Рыбак.
Учительница «лицо держала» отлично, даже бровью не повела, но Рыбак понял – она определенно знает о судьбе бывшей ученицы больше, чем родная сестра.
Но признаваться в этом знании Анна Олеговна не спешила.
– Даже не знаю, чем я могу вам помочь. Я давно ее не видела. Но девочка была замечательная. Там семья сложная. Отец пытался свои проблемы решить за дочкин счет…
– И успешно?
– Судя по тому, что до пятидесяти не дотянул, не очень…
Рыбаку хотелось напроситься в гости, попытаться разговорить собеседницу, но она медлила. Был у Ивана один практически безотказный козырь – такие, с большим стажем учительницы, всегда хранят целый ворох фотографий своих учеников и при случае с удовольствием их демонстрируют, сопровождая пространным рассказом.