К сожалению, даже в бесконечные внутри маленькие синие будки столько не влезет.
Доктор оторвал Роману от контрольной панели. Центральная колонна разбилась, и теперь из нее лился страшный свет, словно она горела свечой. Сложные и многочисленные измерения корабля некоторое время яростно препирались о том, что делать с внезапным и неостановимым вторжением посторонней планеты, потом пожали плечами и умыли руки.
Огни на панели управления вспыхнули в последний раз и погасли.
Некоторое время в ТАРДИС горел красным глазом один только определитель неисправностей. Потом погас и он, и воцарилась тьма.
Набитая под завязку, маленькая синяя будка сдалась. Занак, растянутый в пространстве и времени, как резиновый бинт, отпустило. И тогда перемешанный клубок молекул ка-а-а-ак прыгнул!
Жители планеты Земля перестали пялиться в небо. Что бы там, сверху, ни маячило, оно уже исчезло. Теперь над ними, куда хватало глаз, расстилался умеренно голубой небосклон, обещавший дальше в течение дня незначительные осадки. Им еще предстояло успеть на автобус и за покупками, и не забыть сегодняшнюю газету.
Все эти проблемы обычно сами себя решают тем или иным способом.
Тот или иной способ осторожно открыл глаза и поморгал.
Потом попробовал кашлянуть.
Ага, он все еще жив, да и голос в целом тот же. Это уже что-то. Этот голос ему нравился.
Доктор сел.
– Вот ни на секунду не расслабишься на такой работе, – заявил он.
Романа висела над раскрывшейся в полу бездной, ухватившись за вешалку для шляп, и в некотором недоумении взирала на него. Навзиравшись, она выполнила подъем с переворотом и очутилась в безопасности.
Единственный свет в контрольной рубке как раз и шел из дыры в полу, и свет этот был свирепо красен.
Романа попыталась было выудить какой-то мусор из волос, но быстро бросила это занятие.
– Мы сделали это, Доктор.
Она сама себе не верила. Им удалось уничтожить двигатели и спасти планету. Кстати, как там ее звали? Земля? Ага, точно. Надо будет потом заглянуть, посмотреть.
– Мы сделали это.
– Да. Но следующий вопрос: будем ли мы когда-нибудь в состоянии сделать хоть что-то еще?
Доктор пнул глыбу плавленого пластика, некогда бывшего… чем? На самом деле он никогда не знал, что это за штука. Он все равно никогда ей не пользовался. А сейчас уже слишком поздно.
ТАРДИС всегда гудела. Куда бы они ни летели, чем бы ни занимались, она гудела. Часто удовлетворенно, но бывало, что и с упреком. Эдакая тетушка, что уютно суетится на кухне.
А сейчас ТАРДИС молчала. Мертво молчала. И по ней гуляло эхо.
Романа даже поежилась, так вокруг стало холодно.
Доктор закутал ей шею своим шарфом. Романа сначала поморщилась – один Рассилон знает, где этот шарф успел побывать, не говоря уже о том, когда его последний раз стирали – но было в нем что-то такое, по-своему очень утешающее. Она села на поверженную шляпную вешалку и стала смотреть, как Доктор медленно роется в остатках панели управления.
– Гм-м, – через некоторое время изрек он.
Это было не слишком многообещающее «гм-м».
– Как думаешь, тебе удастся отремонтировать ТАРДИС? – поинтересовалась Романа.
Доктор рассмеялся печальным смехом человека, который даже не умел на ней как следует летать.
Большой шестиугольный плафон валялся среди обломков, свалившись откуда-то с крыши, и Доктор с тяжким вздохом вытащил его из кучи мусора и убрал подальше. Некоторые детали под ним оказались сравнительно не повреждены. Он внимательно рассмотрел их.
– Давление воды. Ба!
Он двинулся дальше, к следующей панели, и грустно потыкал в слиток пластмассовой карамели, в прошлой жизни бывший рычагом дематериализации. Потом взял и переключил его в другое положение.
ТАРДИС кашлянула.
– Ого, – ахнул Доктор и попробовал еще раз.
ТАРДИС снова кашлянула.
– В старушке еще теплится жизнь! – Доктор радостно потер ладони и на мгновение словно превратился в совсем другого человека. – Давай-ка посмотрим, осилим ли мы еще всего одну малюсенькую материализацию.
Он вытащил из мусора два провода и светло им улыбнулся.
– Скажи мне, Романа, ты когда-нибудь прикуривала форд Кортину? Придется, конечно, полететь вслепую, но…
Он подмигнул.
– Все, как мы любим, а?
Занак наконец прибыл на место. Небо вверху оказалось не слишком привлекательное, всего с одним солнцем, но хотя бы планета была цела. В данный момент, по крайней мере. Стресс и напряжение недавнего приключения давали о себе знать, и ее тонкая скорлупа чувствовала себя, прямо скажем, не лучшим образом. Исполинские металлические фермы под нею дрожали и расседались. По поверхности бежали трещины, через них вниз струился песок. Планета медленно, но верно проваливалась внутрь себя.
Все на ней было тихо. Даже в великой Цитадели царило безмолвие. Везде, кроме одной-единственной комнаты, где прямо из воздуха вдруг не без труда соткалась маленькая синяя будка.
– Ни черта себе. – Романа сморщила нос от отвращения.
Обычно ТАРДИС считала, что эффектный выход – наше все. Она с наслаждением падала из ниоткуда с громом, молниями и торжествующим: «А вот и я! Простите, что опоздала, вы тут продолжайте, продолжайте!».
Но только не в этот раз.
Когда временная воронка выронила ее в искомую точку, будка вся тряслась мелкой дрожью и сдавленно стонала.
Когда Романа открыла двери, они чуть не слетели с петель. Доктор жизнерадостно захлопнул их за собой, и вся конструкция заколыхалась, словно старый сарай в бурю. Фонарь на макушке куда-то подевался, а обычно такая абсурдная надпись по периметру карниза теперь просто и лаконично гласила: «ЕЙСКАЯ УДКА».
Доктор потянулся было ободряюще похлопать ее по стенке, но вовремя передумал.
– Ну, что ж, будем как дома, – со вздохом сказал он. – Кстати, где это мы?
Вот тогда-то Романа и заметила наблюдающую за ними странную фигуру.
Доктор обернулся на вопль и успел одним взглядом охватить и обширную черную комнату, и помост, и два пульсирующих металлических столпа по обе стороны от нее.
– Ну, конечно. Снова на Занаке. Тронный зал королевы Ксанксии. ТАРДИС, видимо, захватило темпоральное поле.
– Это она? – Романа не отрывала глаз от отталкивающе дряхлой фигуры, съежившейся на троне.
– О да. Это она, старая карга.
Романа прищурилась.
– Она что, с кем-то разговаривает?
– Может быть. А, может, просто поехала крышей. Застряла в собственном ужасном временном потоке.