Таежный бродяга - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Демин cтр.№ 61

В эту ночь я не спал — пил горькую, и жалел себя, и проклинал свою незадачливость.

Что же это такое, черт возьми, думал я, сидя взаперти, в одиночестве, за бутылкой водки. Словно какой-то рок меня преследует. Я перепробовал все варианты. Разыгрывал — как в балагане — самые разные роли. И не добился ничего! В Иркутске я предстал под видом столичного хлыща — и все окончилось огнем и бегством. А здесь — сменил личину и изобразил таежного простака… И опять прогорел. И запутался. И крепко запутался! Задумал обмануть кого-то… Да разве этих волков обманешь? Маскарад мой оказался наивен, смешон, и Дубинин раскусил меня без труда.

И сейчас же — по краю моего сознания — прошла новая, тревожная мысль: в общем-то там, в редакции, со мной попробовали заключить сделку. И откровенно дали мне это понять. И серый не случайно кинул фразу: «Ваше будущее — в ваших руках!» Тут была скрытая угроза и явный намек. Намек на то, что мое будущее теперь — уже не в моих руках, а в их…

Мне стало неуютно, тоскливо. На мгновение я ощутил себя, как в полярной тайге, — одиноким, окруженным незримой опасностью… И залпом осушил стакан. И вновь наполнил его — вровень с краями.

И в этот момент в дверь ко мне постучали. Стук был осторожный, вкрадчивый.

— Кто там? — отозвался я.

В коридоре замерли, затихли. Но не ушли! Послышался смутный шорох. Кто-то легонько подергал дверь, как бы проверяя: заперта ли она…

И рука моя, держащая стакан, невольно дрогнула и опустилась, расплескивая водку.

— В чем дело? — спросил я с перехваченным дыханием. — Кто это? Отвечайте же!

Ответом мне было молчание.

— Эй, — проговорил я хрипло, — что это еще за мистика? — И поднялся, опасливо посматривая на дверь.

Там, за нею, кто-то таился, шуршал — хотел проникнуть ко мне… И молчал. Все время молчал! И упорное это молчание было непонятным, пугающим.

Мне вспомнилась старая босяцкая поговорка: «В жизни самое главное — вовремя смыться!» И я быстро оделся. И, подойдя на цыпочках к окну, распахнул его бесшумно. В лицо мне хлынула ночь, обдала ветром и сыростью. Я вздохнул, глянул вниз (комната находилась на втором этаже) и мягко спрыгнул во тьму.

Кто же это мог быть? — лихорадочно соображал я, очевидно, кто-то, точно знающий, что я здесь живу. Потому-то он и не спрашивал ни о чем! А раз не назвал себя — значит, был из милиции. Не хотел заранее пугать… Но почему милиция меня ищет? Скорее всего — в связи со старой леспромхозовской историей. Дело о поджоге, стало быть, не заглохло, и в тресте о нем знают. Ну а газетчики непременно должны были обратиться за информацией в трест, это натурально… И с ходу выяснили все! А так как сделка наша не состоялась, они меня спокойно отдали органам… Тут схема проста, отчетлива. А я, глупец, к тому же сам им помог — раскрыл свои карты, дал этот адрес!

Я перемахнул ограду, отделяющую ночлежку от территории рынка, и углубился в путаницу рыночных закоулков, павильонов, ларьков… Время было позднее, и луна уже сдвинулась к западу, и косой ее, пепельный свет шел теперь поверху, по крышам строений. Внизу клубились густые плотные тени, они укрывали меня надежно. И я помаленьку стал успокаиваться.

Перевел дух. Закурил, пряча огонек папиросы в ладонях. И какое-то время стоял, озираясь, прислушиваясь… Было тихо, спокойно. Никто не гнался за мной. И со стороны ночлежки не доносилось ни единого звука.

Тогда я решил вернуться и посмотреть, проверить: что же там происходит?

Ночлежка мирно спала, и окна были темны; светилось только два, — мое, наверху, и большое яркое окошко администрации, расположенное у самого входа.

Я заглянул в него украдкой. И увидел знакомый античный профиль — пушистые ресницы, прямую линию носа, тяжелый узел волос на затылке и нежную, длинную, склоненную шею… Ольга что-то читала, сидя за столом (она, вероятно, подменяла дежурного), и она была в дежурке — одна!

Толкнув дверь, я вошел торопливо. Ольга подняла глаза — и в них отразилось смятение. Она моргнула растерянно. Схватив лежащий на столе клочок бумаги, я написал:

«Кто-нибудь приходил — спрашивал меня?»

И щелчком перебросил к ней записку.

Она прочла. Помотала головой. Потом написала легким, летящим своим почерком:

«Нет, я никого не видала…»

«Но ко мне в комнату недавно стучался кто-то… Ты не знаешь — кто?»

Ольга помедлила. Прикрылась ресницами. И вывела крупно:

«Я».

«Что? — разрывая пером бумагу, чиркнул: — Ты?»

«Да».

«Но зачем», — начал было я… И тут же бросил перо, все мгновенно сообразив и задохнувшись от смеха. Предельное напряжение, сковывающее меня, внезапно схлынуло, сменилось судорожным каким-то, истеричным весельем.

Я смеялся неудержимо, бурно, до слез; задыхался и всхлипывал, вспоминая нелепое свое бегство, все свои страхи и метания… Слезы текли по моим щекам, и орошали губы соленой влагой, и мочили воротник свитера.

И вдруг я понял, что они — настоящие, нешуточные, и что сейчас я вовсе не смеюсь…

Недоразумение разъяснилось. Но все же ночлежку я покинул вскоре, ушел — подальше от греха… И помог мне в этом Барон.

Барон (я теперь так и буду его называть) оказался действительно старым актером — весьма известным в прошлом провинциальным трагиком. Он начинал когда-то в Одессе, объехал весь Юг; лицедействовал в Киеве, Харькове и Минске. Успешно играл там шекспировского Фальстафа, горьковского Барона. А затем попал под волну террора (в послевоенные годы, как известно, Белорусский государственный театр был подвергнут чистке и сослан в Сибирь почти в полном составе). Здесь, в захолустье, старик опустился, стал запивать. Он еще, правда, продолжал выступать в местном театрике, но уже не в главных ролях. И вообще не часто… Когда случался очередной запой, он бросал службу, уходил из дома и скрывался ото всех — «на дне». И, бывало, пропадал в ночлежке неделями. В один из таких вот периодов мы как раз и познакомились! Потом Барон исчез. Но ненадолго. И однажды опять появился — весь опухший, небритый, растерзанный. И новая эта наша встреча была уже иной — приятельской. Он сразу же пригласил меня «огорчиться водочкой», «принять полкило отравы». И я принял, конечно… И в завязавшейся хмельной беседе открыл ему все; рассказал о себе без утайки.

— Сделаем вот что, — объявил, поразмыслив, Барон. — Пойдем-ка, брат, в театр! Директор там — гад. Но главный режиссер (хоть он тоже гад) все-таки человек наш, вырос на подмостках и знает меня еще по старым временам. Помнит, как я гремел! И думаю, он поможет… Куда-нибудь мы тебя воткнем… Только вот вопрос: что ты умеешь? Помощником осветителя — смог бы? В электричестве разбираешься?

— Н-нет… Я всю жизнь его как-то побаиваюсь, — признался я. — А вдруг — ударит?!

— Ну, подумаешь, — возразил растерянно Барон. — Ну что ж такого… Если даже и ударит… Все же ведь током — не ножом!