Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Шебаршин cтр.№ 43

Такое ощущение не возникает, мне думается, в Европе. Там ты белолицый среди белолицых, камешек на морском берегу, травинка в стоге сена. В Азии в тебе безошибочно видят иностранца, а следовательно, приглядываются, запоминают твои действия. Летят вороны, никому до них нет дела, но вот промелькнула одна белая — как же не поинтересоваться, куда она направилась?

Ошибки быть не может — человек с белым пакетом в руке идет ко мне. Мы сближаемся, я произношу условленный вопрос, он отвечает. Еще один переулок, неосвещенный подъезд, негромко стучит дверь. Мы на месте. Разговор долгий. Записывать ничего не следует, громко говорить тоже не следует. Включены два радиоприемника, настроенные на разные программы. Нас никто не может подслушать, но береженого Бог бережет. Выделить на магнитофонной пленке два негромких голоса на фоне радиоразноголосицы невозможно.

Имена, факты, цифры, тайные связи событий. Политика в Исламской республике коварна, жестока и кровава. Обман здесь не просто средство борьбы, а ее основа. Собеседник говорит, и я слышу грохот взрывов, выстрелы, зловещие шорохи многослойной интриги, стенания обманутых и замученных. Я верю ему, сочувствую. Я верю и сочувствую этому человеку до сих пор. Его судьба ужасна. В лапах исламских палачей он оклеветал себя и оговорил единомышленников. Нельзя винить его за это. Плоть человеческая слаба, и есть пределы мук, которые она может выдержать.

Но арест моего собеседника, исламские застенки были еще далеко впереди. Видимо, мы никогда не узнаем правды о том, как вел себя мой друг в тюрьме. Муллы коварны, им мало убить человека — они обязательно должны опорочить его имя, представить его предателем, сфабриковать документы, подготовить лжесвидетелей для истории. Я ничему не поверю. Мой друг был честен, но недостаточно хитер и проницателен для дьявольской игры, развертывавшейся в Иране.

Я вновь на улице. В двух километрах отсюда в безлюдном проулке вот уже полчаса меня должен ждать водитель с машиной. Улицы совсем пустынны — ни людей, ни автомобилей. Откуда-то издалека прямо в глаза светит луч прожектора, установленного у поста стражей. Тегеранские тротуары зияют разверстыми пастями колодцев. Ухнешь туда и не выберешься, попадешь в пропавшие без вести, что хуже смерти.

Меня несет на крыльях сознание хорошо сделанного дела. Напряжения нет и следа, не чувствуется никакой усталости. Голова работает ясно, все детали беседы вспоминаются отчетливо. С воем проносится машина скорой помощи, за ней — другая, несколько ревущих мотоциклов. Где-то кого-то убили. Тегеранская повседневность. Машина на месте. Все в порядке.

Чужая война продолжается. Ежедневно публикуются хвастливые сводки об уроне, нанесенном противнику. Все военные склонны приврать. Хомейнисты в этом отношении не исключение, они идут по стопам своего далекого предшественника — Хаджи-Бабы из Исфахана, героя плутовского романа Дж. Морьера. Составляя отчет о стычке с русскими войсками в начале прошлого века, Хаджи-Баба размышляет примерно так: «Упали с лошадей то ли два, то ли пять казаков. Наверно, пять. И неизвестно, убиты ли они или только ранены. Будем считать их убитыми. А зачем вообще жалеть этих неверных собак? Напишу, что было убито пятьдесят человек!»

Так же отчитываются и современные воины. Судя по опубликованным цифрам, каждый иракский самолет был сбит минимум два раза в первые же месяцы войны. Та же судьба постигла и иракские бронетанковые войска. «Наша сторона» тоже несет потери, но скромные, пожалуй, чисто символические. Немногие счастливцы, вдохновляемые тенью великого «повелителя правоверных» Али ибн Аби Талиба, пьют чашу шахадата — героической кончины для того, чтобы попасть прямо в райские кущи. Весь Иран знает, что официальная пропаганда врет, но сомневаться нельзя. Да к тому же отношение к цифрам (пожалуй, кроме денежных сумм) здесь самое равнодушное, для среднего перса цифры бессмысленны.

Иранец знает, что дела на фронте идут неважно. Все чаще и чаще не возвращаются домой мобилизованные, приходят эшелоны с искалеченными, разорванными железом, обожженными напалмом. Особенно много безногих. Иракцы минируют прифронтовую полосу, а иранские командиры — вчерашние лавочники, недоучившиеся студенты, воспаленные идеей величия ислама клерки — гонят свою рать в пеших порядках через минные поля.

Газеты полны напыщенных рассказов о героических подвигах воинов ислама, будто переписанных со страниц бессмертного «Швейка». Но так ли беспардонны и наивны иранские журналисты? Персы способны тонко, с самым благочестивым выражением лица насмешничать, и иногда кажется, что под заурядной чалмой вдруг блеснут лукавые глаза Гашека.

Саудовская Аравия купила в Америке невероятно дорогие самолеты АВАКС, оснащенные современной аппаратурой радиолокационного обнаружения. В Иране эта сделка осуждается, но с каким-то завистливым подтекстом — такие деньги, такая великолепная техника. Вот и появляется под заголовком «Господь Бог наш АВАКС» пропагандистский опус следующего содержания: «Два мужественных бойца преодолевают минированную местность, каждую секунду ожидая взрыва, но не страшась гибели. Внезапно откуда-то появляется корова, вихрем обгоняет самоотверженных воинов и взрывается на мине, которая лежала точно на их пути. Откуда могла взяться в этой пустынной местности корова? Ясно, ее послал сам Господь Бог. Нам не нужны хитроумные, дорогостоящие приборы, чтобы обнаруживать опасность. Господь Бог наш АВАКС». И ломай голову, читатель, — дурак автор или злой насмешник?

Война войной, а жизнь продолжается. Становятся популярными выставки фотографий и плаката, а затем трофейного иракского оружия.

Иду на одну из таких выставок. Хорошая бумага, сочные цвета, работы в основном профессиональные, хотя есть и явно любительские фотографии. Но приклеены фото на стендах кое-как, подписи исполнены неряшливо, зал обезображен обычными крикливыми транспарантами, в которых — всем — смерть и да здравствует имам Хомейни! Такое же жизнелюбие определяет и содержание фотографий. Лежит убитый, рядом на земле валяется аккуратно срезанная, видимо крупным осколком, половинка его головы. Лежит группа убитых, частично обгоревших. Подпись: «Безбожные захватчики», но сказать, иранцы это или иракцы, невозможно. От обмундирования остались лишь почерневшие тряпки. Пятничная молитва на фронте — десятки согнутых зеленых спин. Мулла с автоматом. Девушка с автоматом. Ребенок с автоматом. Молитва. Засыпанный землей труп, торчит голый испачканный череп с пустыми глазницами. Труп солдата, раздавленного танком. Похоронная процессия. Дом, разбитый прямым попаданием снаряда. Убитый ребенок, рядом его оторванная ножка. Оторванная, сочащаяся кровью нога взрослого человека в солдатском ботинке. Мулла с автоматом в одной руке и Кораном — в другой. Фотографии, снятые в морге. Нервы помаленьку сдают — на воздух, на солнышко, подальше от вампиров, чья фантазия породила эту выставку! Культ смерти, любование смертью, смакование смерти — такова атмосфера, созданная хомейнистами. Кровь и трупы на фотографиях, на обложках книг, на экранах телевизоров, на плакатах, кровь и трупы на тегеранских тротуарах, в застенках, в болотах Хузистана и курдских горах, кровь и трупы в туркменской степи, в пустынях Белуджистана, в мазендеранских лесах. Над всем этим черная тень древнего седобородого старца в черной чалме. Для меня Хомейни не абстрактная экзотическая фигура. Я вижу его сильные черты — несгибаемую волю, железную последовательность, практичный, расчетливый ум, беспредельную преданность идее. Страшна его способность принести в жертву идее сотни тысяч, миллионы жизней. Не сомневаюсь, он мог бы принести в жертву все человечество. Старик спокойно, хотя и мало спит, часто отечески увещевает и наставляет мусульман, монотонно ругает врагов ислама, не ест мяса. В январе 1980 года в Куме, своем родном городе, славном глиняной посудой, священной гробницей девы Фатимы да медресе, Хомейни перенес сердечный приступ и был перевезен в Тегеран, поближе к современной медицине. С тех пор он пережил десятки своих соратников, соперников и сподвижников — Моттахари застрелен на пороге мечети, Бехешти, Раджаи и Бахонар убиты взрывами, Готб-заде расстрелян, Банисадр с позором бежал за границу. Старец живет. Регулярно, два-три раза в год, вспыхивают слухи, что он при смерти или даже помер. Как-то Хомейни не отказал себе в удовольствии публично заметить, что сведения о его кончине преувеличены. (Марка Твена он определенно читать не мог и, следовательно, пришел к этой остроте своим умом!) Нас заставляют проверять эти слухи. Я злюсь, не выдерживаю — пишу: «Сведения об очередной кончине Хомейни не соответствуют действительности». В ответ — неодобрительное молчание.