Язык, на котором говорят жители Енисея, имеет несколько истоков. Чую в нем самое малое четыре ноты: северорусскую (поморскую), сибирско-енисейскую, тюркскую и самоедскую (кетскую и эвенкийскую). Русская нота пришла во времена освоения Сибири через морской Север. На Енисее, так же как и в Архангельской, Вологодской областях, проглатывают-подрубают окончания глаголов: «быват», «заедат», «токо громоток делат». Здесь называют ветра кратко: «север», «запад», причем обязательно по-старинному: «сивер». «Угором» зовут высокий берег по-над рекой. На угорах стоят деревни на Енисее.
Тюркские слова вроде бы тоже есть – тузлук (рассол для рыбы), ястык (пласт икры), а как возьмешься считать – не так и много их в обиходе. Так же, как кетских и эвенкийских слов. Таких, как, к примеру, «голомуха» – от эвенкийского «голомо» (род таежного на скорую руку жилища). «Пущальня» (точного происхождения не могу сказать) – ставная сеть. Слово это связано с северными народами. В одной из ссылок обозначено долганское происхождение. В сборнике кетских сказок оно указано в словаре.
Теперь о сибирско-енисейском замесе…
Вообще, в Туруханском районе на берегах Енисея как основное население, так и говор традиционно русский. Его можно подразделить на чисто енисейский и… назовем так: общесибирский. На общесибирском говорит целое пространство, городская и южная Сибирь на разных широтах, население Иркутска, Красноярска и Новосибирска.
Сибирский говор – это обязательно вместо «чего» – «ково». «Ково ревешь?» (реветь – кричать, звать. «Пореви меня по рации»). «Знатье» – «знать бы заранее», («кабы знатье – дак…») Вместо «желтый» сибиряк скажет «с желта́», вместо «вроде» – «подвид». («Блесна на подвид битюря» – В.М. Шукшин).
«Шаить» – означает медленно гореть, тлеть. Шаят всегда сырые дрова. Какая звукопись! Так и слышится шипенье капель на торце мокрого полена. Вместо «повесить» сибиряк обязательно скажет «повешать». «Язви тя!» – крикнет в сердцах заполошная хозяйка, опрокинув ящик с рассадой. На Енисее еще говорят: «От, яскорь тебя!» Что это значит, не могу сказать.
Есть еще характернейшее «че моя?», производное от «че, моя хорошая?». Так обращались к близким, к доченьке, к матушке, а потом выражение перенеслось на любого собеседника. И бывает, маленькая усохшая старушка скажет здоровенному мужику: «Че моя?» Мол, что у тебя? Какие трудности-заботы? Болезни-печали?
Таежная избушка называется «зимовьем». С отменой буквы «е» многие образованные люди, усвоив из литературы зимовье, как нечто «сибирское», произносили его с ударением на «о», и это ударение вошло даже в песни, написанные горожанами (у Визбора «В чахлой тайге заметает зимо́вье»).
Очень типично общесибирское слово «уросить» – значит капризничать. Так говорят про ребенка.
А вот удивительное выражение, которое я слышал только на Енисее: «грезить». Оно вовсе не из высокого штиля – грезы и мечты здесь ни при чем. Грезить – это безобразничать, разорять («зорить»), бедокурить. «Росомага (росомаха) нагрезила». Значит, росомаха набедокурила, разорила ловушки, сняла приваду и сожрала попавшихся соболей. «От (вот) греза» – так могут ласково сказать про нашкодившего ребенка.
Замечательно слово «быстерь», означающее быстрину на реке. Хариуса здесь зовут «хайрюз». Вместо «им», «ими» говорят – «имя». Вместо «две или одну» – скажут «двуе или однуе». «Просторечье» – скажет лингвист. «Богатство и гибкость» – скажет поэт.
«Шаглы» – это жабры. Невразумительного человека могут прозвать Бесшаглым. Корга – каменистая гряда, вдающаяся в реку (не путать с беломорскими коргами). Курья – заводь.
Особо произносятся слова, заканчивающиеся на «ьи», «ью» – «ночью» звучит как «ноччю», «свиньи» – как свинни. Звучит с каким-то замечательным оттягом.
«Кутит» – это закручивает (в сани) ветер и снег. «Быгать» – так говорят про мясо, которое выветривается, вымораживается на воздухе. «Выбыгала» привада. Слово «дивно» – означает порядочно, довольно, много. «Вередить» – повредить. «Вередила палец». «Изнахратить» – испортить, изуродовать. Необыкновенно звучное выразительное словцо! Что такое «нюховитый», думаю, объяснять не надо. По этому же лекалу сработано «воровитый». В городской речи из этого кроя выжило, например, «деловитый».
По-особому произносится множество слов: отдал – ондал. Опять – опеть. Разве – разле. Мимо – нимо. Порознь – порозь. По отдельности – нарозно.
«Провьянтом» моя соседка называла боеприпасы – порох, гильзы, капсюля, пыжи. Удивительно старинным духом веет от этого оборота!
За словом «оборот» потянулось словечко «оборотний» – «оборотняя стерлядка» – стерлядка, которая уже прошла вверх, а теперь «катится» обратно. А вот закупать продукты почему-то называется снабжаться. В этом «снабжении» – большая капитальная закупка, деревянная лодка, полная мешков с мукой, всякого товара. Снабжаются на промысловую охоту, на долгую зиму.
Виска – это протока (между озером и рекой). Ручей произносится как «ручей». Переехать на ту сторону Енисея называется коротко: «через». «Поехал через». У рукавицы большой палец – «напалок». Голенища у бродней (енисейской обутки) – ноговицы (скроено по выкройке «рукавицы»). Пальник – тетерев-косач (от слов «черный», «паленый»).
На Енисее есть целая, так сказать… поднародность – сельдюки. О них Виктор Петрович Астафьев писал в «Царь-рыбе». Считается, что «сельдюк» происходит от названия туруханской селедки – ряпушки, которую так любят промышлять по осени жители Енисейского севера. Сельдюки – потомки русских переселенцев, к которым, возможно, подмешалась кровь коренных жителей, кетов и эвенков. Вообще же они абсолютно русские и по облику, и по фамилиям (Хохловы, Поповы, Никифоровы, Плотниковы). Сельдюки – главные носители енисейского говора. Все это «ихнее» – и «сивер», и «быват», и «здравствуй-ка», но главная особенность, что шипящие они произносят по-своему: вместо «ш» – «с», вместо «ж» – «з». «Сто ты парень». «Зырный». «Последний санс». Еще они говорят вместо «л» – «в». «На вызах убезала» (на лыжах). Мягко произносят «л» – бутыука.
У Валентина Григорьевича Распутина в книге «Живи и помни» описывается говор одной из ангарских деревень: там, к примеру, слово «сучка» произносилось, как «щуцка». Что-то родственное с сельдючьим выговором есть в этом переворачивании шипящих на Ангаре, сестре Енисея.
Масса слов связана на Енисее с мастеровой культурой. С предметами быта, охотничьего промысла, рыбной ловли. Ша́рга – расслоенные на плоские волокна стволики черемухи, которые использовались для плетения и скрепления различных частей снаряжения.
Гартье – кедровая щепа, из которой делали морды (ловушки на животь – мелкую рыбешку, используемую как живца). Очень енисейским показалось мне когда-то слово «кляч» – веревка из черемуховой коры, снятой в виде лент. Перед рыбалкой кляч замачивали в Енисее. Каково было мое удивление, когда у Гоголя во второй части «Мертвых душ» я натолкнулся на этот самый кляч – герои использовали его для рыбалки.
Долбленые лодки, которые на Енисее называются «ветками» и вовсю в ходу здесь, были в старину широко распространены по всей Руси и назывались «обласами». Все это еще раз подтверждает, что Сибирь – это действующий запасник русской традиции.