– О-о-о-о!! Это уже интересно, – бормотнул базилевс. – Похоже, русский архонт решил метнуть кости в последний раз с твердым желанием выиграть партию! Что ж, не будем ему мешать. Поставь Алакаса командовать первой и второй линиями, сам же встань во главе «бессмертных». Бросишь их в обход варваров только по моей команде.
Тем временем Святослав объехал все свое войско и вернулся к центру. Выпрямился в седле, вырвал меч из ножен и громогласно прокричал:
– Друзья мои верные!!! Некуда уже нам теперь деться! Хотим или не хотим – должны сражаться! Русь далеко и помощи нам не будет. Так не посрамим земли русской, но ляжем костьми на этом поле, ибо мертвые сраму не имут!! Если же побежим, то вечный позор нам будет! Так не побежим, но встанем крепко. Сам я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то о своих тогда позаботьтесь сами! А сейчас – за Русь!!!
– Ро-о-о-о-о-с-с-с-с!!! – громогласно ответили тысячи глоток. Святослав развернул коня, толкнул его пятками. Фаланга двинулась вслед не обычным шагом, но скорой побежкой. Боевой клич еще больше усилился, лошадь Цимисхия испуганно вспятилась. Базилевс нервно махнул рукой, повелевая Алакасу двинуться навстречу варварам.
Столкновение русов с тяжелой пехотой византийцев было ужасно. Славяне не сбавили бега. Наклонив копья, они железным ежом врезались в ряды греков, и те не выдержали бешеного напора. Конь Алакаса рухнул, увлекая за собой и всадника. Пал значок турмы, шедшей в первой линии. При виде красного знамени с белым крестом, рухнувшего под ноги варягов, восторженный рев русов достиг апогея. Они прорвали первую линию греков и вслед за великим князем устремились ко второй.
Ропот за спиной Цимисхия нарастал. Ближайшее окружение базилевса явно испугалось невиданной ранее боевой отваги врага и все настойчивее желало введения в бой резерва «бессмертных». Сам Иоанн лишь заметно побледнел, желваки играли на скулах.
– Анемас!! – громко позвал полководец своего телохранителя. – Ты уже поверг двух вождей варваров. Не желаешь получить на свой щит герб с надписью: «КНЯЗЕБОЙ»? И, разумеется, мою вечную любовь.
– Я понял, Великий! Дозволь покинуть тебя?
Громадный воин опустил на шлеме забрало, пришпорил не менее громадного коня и тяжелым галопом устремился к центру схватки. Уже на скаку сообразив, что от длинного копья в сутолоке и тесноте боя никакой пользы не будет, грек отшвырнул древко и вытащил длинный меч.
Святослав рубился словно опытный жнец на поле жатвы. Он высматривал очередную жертву, пробивался к ней, наносил удар первым или принимал оружие врага на щит и затем разил наповал. Продвижение вперед замедлилось, настал тот момент боя, когда натиск атакующих сравнялся с упорством сопротивления оборонявшихся. Это было подобно коромыслу весов, на чашах которых пока лежал равный груз.
Анемаса Святослав увидел издалека. Невозможно было не увидеть: гигант разил чужих и расталкивал грудью коня своих, пробиваясь, словно большая ладья через льдины вскрывшейся реки. Князь догадался, что перед ним убийца его друзей-соратников.
«О Перун, яви себя на острие меча моего! – мысленно взмолился он. – Обещаю тебе сто греков в жертву ради одной этой победы!!»
Схватка была быстротечна. Меч Анемаса вознесся и пал, сокрушая щит великого князя. Сила удара была такова, что каленая сталь достигла левого плеча русича и прогнула броню наплечника, ломая ключицу. В ответ Святослав бросил тело вперед и концом своего меча достиг-таки щели между грудной броней и застежкой шлема. Сталь вошла в плоть всего на вершок, но этого оказалось вполне достаточно. Раздался хрип, кровь брызнула алой струей, правая рука грека вознеслась вновь, уже неспособная нанести новый смертельный удар. Любимец базилевса запрокинулся назад, невольно вздыбил коня и рухнул на пешего соплеменника.
От сильной боли Святослав едва не последовал за ним. Левая рука отказала, конь потерял поводья. При каждом вздохе прокалывало все тело. Князь сумел вздеть правую руку с мечом, показывая, что он цел. Русичи еще больше усилили свой напор.
Верный Кол, сопровождавший князя всю сечу, поддержал своего господина.
– Выведи… коня… за последнюю… линию, – с трудом приказал полководец. – Только… незаметно!
Стараясь держаться прямо, Святослав еще с минуту приветствовал свои рати. Лишь убедившись, что врага вновь вспятили, он позволил ссадить себя с жеребца.
Торжествующий рев славян все сильнее звучал над равниной. Вторая линия византийского войска угрожающе прогнулась в сторону лагеря, грозя разрывом в любую минуту. Цимисхий бросил в бой последние пешие резервы. Лицо его было страшно:
– Боже милостивый!!! Не допусти позора! Яви силу свою против варваров, Господи!! Умоляю!!
И тут произошло то, что в дальнейшем все византийские историки будут называть Божьим явлением, Божьей милостью. С юга невероятно быстро надвинулась темная туча, мгла накрыла поле боя и ветер, страшной силы жаркий ветер швырнул в лица русичам песок и мелкие камни, ослепляя их и забивая рты, глаза, ноздри. Напор славян тотчас застопорился, теперь уже греки начали теснить расстроенные ряды противника.
Базилевс встрепенулся:
– Варда Склир! Приказываю: бросить всех катафрактов в обход правого крыла варваров! Ударить в тыл, отсечь их от крепости! Пленных не брать!! Гонца к Алакасу: пусть усилит напор по фронту! Мы перетрем дерзких скифов между двух жерновов! Я хочу видеть сегодня же архонта русов с ремнем на шее!!
Ветер все дул и дул с неослабевающей силой, подталкивая византийцев и делая беспомощными русичей. Последние еще пытались оказывать сопротивление торжествующему врагу, но когда сзади ударили конные, рать Святослава потеряла строй. Теперь это была неуправляемая толпа, устремившаяся к Доростолу и лишь огрызавшаяся короткими выпадами в своем бегстве. Ратники достигли стен, но… ворота все еще оставались замкнутыми по приказу великого князя! Нескоро лишь одна из башен лениво распахнула свой вход, сотни и сотни полян, древлян, северян и прочих пали в бессмысленной рубке или утонули в зеленой воде крепостного рва. Более семи тысяч славян остались лежать на очередном поле скорби…
Глава 62
Долгие двое суток Святослав не желал никого видеть. Он лежал в зале со сводчатым потолком, страдая от боли и от чувства собственного бессилия, как воина и полководца. Великий князь изгнал прочь и заходивших воевод, и верного Кола, и болгарских бояр. Лишь Предславе было дозволено делать перевязки, приносить питье. Да и с женой великий князь лишь обменивался короткими фразами, не желая знать того, что происходит за стенами комнаты.
На третье утро дверь тихо скрипнула, и в залу вошел Улеб. Предвосхитив гнев Святослава, он примиряющее поднял перед собой ладони и произнес:
– Не гневайся, брат! Знаю, что тебе худо. Но болезнь не отменяет княжеских обязанностей, как вождя и правителя. А в дружинах нестроение, люди в смятении. Свенельд открыто забирает верх, пытается подмять тебя под себя. Говорит, что сам отправится к грекам и заключит с ними мир. Ты понимаешь, что это значит?