Претич прищурился. Опытным взором воеводы он оценил количество воев, спешивших за князем. Всего лишь несколько сотен на явно уставших, покрытых пеной лошадях. И это против почти десятка тысяч степняков? Великий князь творил нечто, противное разуму.
– Дружинам строиться у западной воротной башни! – во всю мощь своего голоса повестил старый воин. – Идем на подмогу князю!!
Сотни ратников, гремя оружием и доспехами, поспешно принялись выполнять команду. Ни Алдан, ни Олег, ни Блуд не осмелились на этот раз возразить. Сняты дубовые засовы, проскрипели массивные петли, обученные сотни воев выбежали за городские вал и ров, споро развернулись в несколько рядов и, выставив длинные щиты, наклонив копья, быстрым шагом двинулись на печенегов.
Далее опять произошло непонятное для Претича. От лагеря степняков поскакали с десяток конных во главе с самим ханом. Куря широко развел руки в знак мирных намерений. Княжеская дружина по мановению руки Святослава замедлила ход и остановилась, лишь поднятое копытами плотное облако продолжало ползти вперед, в итоге закрыв от киевлян обоих вождей.
Когда же пыль осела, Куря и Святослав стояли бок о бок, неспешно беседуя. Никто не мог слышать их слов, но киевлянам хотелось верить, что до кровавой сшибки дело так и не дойдет. Где им было знать, что речь шла совсем об ином…
– Ты доволен, князь? – улыбаясь, спросил Куря.
– Вполне! Пусть теперь император попытается объяснить, отчего клятва его креста слабее клятвы Перуна?! Ему теперь придется опустошить свои кладовые и подписать договор, согласно которому земли болгар отныне отходят к русам.
– А если нет?
– Тогда, подобно моим предкам, я прибью свой щит на ворота главного города греков и посажу на их трон СВОЕГО императора. Пойдешь со мною на Византию, Куря?
– Позовешь – приду.
– Мне нужно будет много конных. Греки сильны своей конницей, а русы привыкли драться пешими. Сколько тысяч ты сможешь привести?
– Илдей боится нашего союза, князь, он откочевал за Итиль. Поэтому семь-восемь тысяч могу обещать смело, для охраны стад и семей хватит одной орды Одоакра. Когда собирать степь?
– Я пришлю гонцов. Как только соберу здесь новых воев, буду возвращаться обратно. Так что лучше гони свои стада сразу к югу. А сейчас…
Святослав поднял руку и повелительно махнул кому-то из своих ближних слуг. Два всадника отделились от общей массы и поскакали к князю, ведя в поводу лошадь с большим вьюком. Великий князь взял из него блеснувший каменьями пояс и протянул печенегу:
– Это в знак дружбы моя Предслава просила передать твоей Бяле. Надеюсь, она в полном здравии?
– Не только она, но и сын, которого Бяла мне подарила прошлым летом. А как здоровье Предславы?
– Воздух родины идет ей лишь на пользу.
– Тогда позволь мне ответить ей подарком, когда я напою коня дунайской водой.
Святослав ответил новой улыбкой. Жестом он приказал передать повод заводной лошади Куре:
– Это твоим людям! Сам реши, кому что дать. Пусть уже сейчас привыкают к блеску ромейского золота. Уводи орду, князь, и пусть острее точат свои сабли!
Последовало крепкое рукопожатие, вызвавшее в обоих лагерях крики радости. Мнимые противники разъехались прочь.
Святослав направил своего горячего жеребца к Претичу.
– Много крови пролилось? – пристально посмотрел великий князь на своего воеводу. Тот ответил не менее внимательным взором:
– Перун милостив, не решились окоянные на приступ. Стрелы пометали, несколько домов зажгли, но киевляне не дали пламени разгуляться. Да и с племянником удалось спокойно побеседовать. Только я не понял…
– Вечером призову тебя к себе, боярин! Изопьем чашу, спокойно поговорим обо всем. А сейчас в город хочу въехать, мать повидать. Спасибо за верную службу, Претич!
Великий князь толкнул коня пятками и направил его к воротам. Княжья дружина плотным потоком потекла следом. И вышедшие в поле, и стоявшие на стенах киевляне приветствовали Святослава долгими неумолчными криками.
Глава 37
В полдень следующего дня в просторном зале для великокняжеских приемов Святослав собрал всех вятших людей, оказавшихся в дни печенежской осады в стольном граде. Июньская жара не могла разогнать духоту высокого деревянного помещения, вместившего в себя несколько десятков первых мужей земли русской. Сам великий князь в обычной белой льняной рубахе, темных портах и дорогих алых булгарских сапогах восседал на княжеском кресле, сурово осматривая своих подданных. Брови нахмурены, губы плотно сжаты. Даже карбункул в серьге Святослава, казалось, излучал недобрый свет. Наконец великий князь пристукнул ладонью по подлокотнику, и шум в зале моментально стих.
– Что, князья мои да бояре?! Напугал вас Куря визитом нежданным? Напугал, вижу… Претич мне сказал, что уже и град мой стольный сдавать надумали. А все отчего? Да оттого, что нет промеж вас любви и единства, нет желания ради блага общего гордыню свою княжескую сломить. Отчего вы, господа христиане Алдан да Блуд, не пожелали гридней своих под руку Претича отдать? Аль неведомо, что кулак больнее бьет, чем растопыренные пальцы? Спесь заела!!! Иль не ведаете, что междоусобица в ратном деле страшнее любого ворога? Ну, что молчишь, Блуд?
Воевода исподлобья глянул на великого князя:
– Кабы ты, княже, волею своей перед отъездом Претича за старшего на вече объявил, не было б свары никакой. А так… нешто мы, христиане, ровня ему, язычнику? Да и воев у меня поболе будет…
Блуд не успел закончить свою сбивчивую речь. Кулак великого князя с маху опустился на поручень кресла. Жалобно звякнула о дубовую половицу оторвавшаяся серебряная пластина.
– Христиане?!!! Доколе ж вы, рже подобно, народ точить будете? Вы все прежде всего русичи, а уж потом о Перуне иль кресте баять должны! Может, вас силой надо вновь перед богами нашими древними на колени поставить? Ой, не гневи меня, Блуд, молись своему Христу втайне! Зол я нынче на вашего бога! Император Фока в грамоте на кресте мне клялся в дружбе вечной, а сам втихую степь на Киев наслал! Иль для вашей веры подобное – норма? Тогда под корень ее вырубать должно, как крапиву сорную!! А ну, на колени все, крест носящие!!
Воевода Блуд рухнул как подкошенный, за ним медленно стали опускаться на дочиста отмытые щелочью плахи еще несколько человек. Неизвестно, сколь далеко зашел бы в гневе Святослав, если б его мать также с покрасневшим от злости лицом не начала сползать со своего княжеского сиденья, чтобы также преклонить колени. Служанки не решились ей помочь, но тут вдруг сам Святослав, осознав, что творит неладное, вскочил на ноги и мощным рывком усадил Ольгу на место. Несколько мгновений он стоял недвижно, затем мотнул головой и вернулся в кресло. Махнул рукой вверх, разрешая подняться.
– Ладно! Кто старое помянет, тому око вон. Сохранили стены – и то ладно! А уж на будущее я позабочусь, чтобы знали вы, кого должно слушаться каждому вместо меня! Ярополк, тебе оставляю я град стольный Киев и земли полян. Олег, ты будешь властен на землях древлян. А Владимира ставлю в Новом Городе, и правой рукой его назначаю Добрыню, брата матери его Малуши. Смотрите за вотчинами вашими и суд творите, яко мать моя Ольга всем нам завещала. А главное – меж собой мир блюдите да любовь храните…