– Замок довольно большой, – произнес Кин.
– А у нас тут тридцать четыре лучника, – продолжил Томас.
– И еще латники, – добавил Карел.
– У него около сорока арбалетчиков, – промолвил Сэм. – А может, и больше.
– Он не сказал, что обменяет ее? – в десятый раз спросил Томас.
– Просто передал, чтобы мы вернулись, – ответил Кин. – Я бы задал парню пару вопросов, если бы мог, но они намекнули из арбалета, что мы с отцом Левонном не самые желанные гости.
Если Женевьева пострадала, подумал Томас, он забудет про Малис, про принца Уэльского, забудет обо всем, пока не привяжет Лабруйяда к столу и не обкорнает так, как граф обкорнал Вийона. Но той лунной ночью Томас лелеял пустые надежды. Бывают времена, когда остается только ждать и надеждой укреплять свой дух, чтобы не впасть в отчаяние.
– На рассвете мне потребуются все лучники и все латники, – произнес Бастард. – Мы покажемся им. Будем готовы к бою, но встанем вне расстояния выстрела из арбалета.
Это был просто жест отчаяния, не больше, и Томас это сознавал.
– Мы готовы, – отозвался Сэм. Как и остальные лучники, он держал свой лук, хотя в преддверии утренней росы снял тетиву и спрятал в шапку. – И рассветет сегодня рано.
– Вам надо поспать, – повторил Томас. – Всем, кто не в дозоре, нужно поспать.
– Хорошо, мы поспим, – заверил его Сэм.
Но никто не сошел с места.
* * *
Отец Маршан вкрадчиво положил руку Роланду на плечо:
– Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но тебе не следует забывать об осмотрительности.
– Осмотрительности?
– Это домен графа. Здесь его власть. – Священник улыбнулся. – Но это все позади. Теперь передай пленницу нам.
– Пленницу? – удивился Роланд. – Она заложница, отче.
Отец Маршан помедлил.
– Что тебе известно о ней? – спросил он.
Рыцарь нахмурился:
– Что она подлого происхождения и замужем за Бастардом, но, помимо этого, ничего существенного.
– Она тебе нравится?
Роланд поколебался, но потом вспомнил, что долг обязывает его быть правдивым.
– Сначала не нравилась, отче, но затем я стал восхищаться ею. В ней ощущается сила духа. У нее острый ум. Да, она мне нравится.
– Она околдовала тебя, – сказал отец Маршан строго. – И ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что эта женщина предана анафеме, проклята святой Матерью-Церковью. Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард вызволил ее, а потом она убила благочестивого доминиканца, открывшего ее ересь. Рассуди сам, сын мой: я не могу позволить ей уйти теперь, дать и впредь распространять ее богопротивные доктрины. Она осуждена.
– Я поклялся защищать ее, – нерешительно сказал Роланд.
– Я освобождаю тебя от этой клятвы.
– Но Женевьева кажется такой доброй женщиной!
– Дьявол маскирует свои происки, сын мой, – заявил отец Маршан. – Он укутывает зло в светлые одежды и подслащивает порок медовыми словами. Эта женщина кажется красавицей, но на самом деле она дьявольское отродье, как и ее муж. Оба они отлучены от Церкви, оба еретики.
Священник повернулся к слуге, идущему по темному коридору.
– Спасибо, – промолвил он, приняв у него из рук сокола.
Кожаную перчатку он уже натянул и теперь накручивал опутенки вокруг запястья, а потом погладил колпачок, закрывавший глаза птицы.
– Тебе известно, зачем еретики ходили в Монпелье? – спросил он у Роланда.
– Женевьева сказала, что они провожали английского монаха, который должен был поступить в университет, отец.
Отец Маршан печально улыбнулся:
– Тут она солгала, сын мой.
– Солгала?
– Ее супруг разыскивает Малис.
– Нет! – воскликнул Роланд не из несогласия, а от удивления.
– По моей догадке, ему сказали, что меч может находиться там.
Роланд покачал головой.
– Я так не думаю, – уверенно заявил он.
Пришел черед удивляться отцу Маршану.
– Ты не можешь… – промолвил он едва слышно, потом смолк.
– Ну, утверждать я, конечно, не берусь, – сказал рыцарь. – К тому же у вас могут быть новости о Малис, о которых мне неизвестно.
– До нас дошло, что меч хранился в одном месте, называемом Мутуме, но, когда мы приехали туда, он исчез.
– Может статься, его перевезли в Монпелье, – с сомнением протянул Роланд. – Но человек, на которого возложена забота о нем, наверняка должен был спрятать его в надежном месте.
– А таковое имеется? – осторожно поинтересовался священник. Он поглаживал накрытую колпачком голову птицы, палец нежно скользил по мягкой коже.
Роланд скромно улыбнулся:
– Моя мать, да благословит ее Господь, происходит из древнего рода графов Камбре. То были великие воины, но один из них не подчинился своему отцу, оставил поле брани и стал монахом. Его звали Жуньен, и, как гласит семейная легенда, во сне ему явился благословенный святой Петр и вручил меч. Святой Петр сказал Жуньену, что только человек, бывший одновременно и святым, и воином, достоин оберегать этот клинок.
– Святой Жуньен?
– Он не очень широко известен, – грустно признал Роланд. – И если известен вообще, то благодаря тому, что уснул во время метели и должен был погибнуть, но милость Божья оберегла его…
Он остановился, потому что отец Маршан сжал ему плечо так, что стало больно.
– В чем дело, отче? – удивился он.
– У Жуньена есть усыпальница?
– Его земные останки покоятся у бенедиктинцев в Нуайе.
– В Нуайе?
– Это в Пуату, отче.
– Да благословит тебя Господь, сын мой! – воскликнул отец Маршан.
В голосе священника Роланду послышалось облегчение.
– Я не знаю, там ли находится Малис, отче, – благоразумно предупредил он.
– Но она может быть там, может быть, – пробормотал церковник, потом замолчал, когда по коридору, освещаемому только тем светом, что просачивался сюда из зала, где горели свечи, прошел слуга с ночным горшком.
– Не знаю, – признал он наконец, когда слуга удалился. В голосе его звучала усталость. – Не знаю. Малис может быть где угодно! Я понятия не имею, где еще искать, но возможно, это знает Бастард?
Маршан погладил сокола, беспокойно заерзавшего у него на запястье.
– Поэтому нам нужно выяснить, что именно ему известно и по какой причине он ездил в Монпелье.
Священник поднял руку, на которой примостился сокол.