Геббельс. Портрет на фоне дневника - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ржевская cтр.№ 98

Он подробно рассказывает фюреру о своей беседе с генералом Власовым, о средствах, которые применялись им по заданию Сталина, «чтобы поздней осенью 1941 спасти Москву. Советский Союз находился точно в такой ситуации, в какой мы находимся сегодня». Фюрер одобрил его план, согласился и с созданием женского батальона. «Имеется множество женщин, которые подают рапорт об отправке их на фронт», и «фюрер тоже того мнения, что они, поскольку идут добровольно, несомненно, будут фанатически сражаться».

Парадоксально. Тогда в результате декабрьского отступления под Москвой немецкое командование посчитало в военном отношении войну проигранной. (Так считают и современные немецкие эксперты.) Но война продолжалась еще почти три с половиной года и докатилась до Берлина. Теперь Гитлер и Геббельс прожектерствуют, обсуждают, будто заняты планированием командно-штабной игры, используя детали того сражения, «играя» на этот раз «за русских».

Но при этом: «Цель представляется фюреру так: найти возможность понимания с Советским Союзом и с брутальной энергией продолжать дальше войну против Англии».

«ВЫСТОЯТЬ НА НОГАХ»

Фюрер сказал: «Наша задача сейчас должна заключаться в том, чтобы при всех обстоятельствах выстоять на ногах. Кризис в лагере противника хотя и возрастает до значительных размеров, но вопрос все же заключается в том, произойдет ли взрыв до тех пор, пока мы еще кое-как в состоянии обороняться. А это и является предпосылкой успешного завершения войны, чтобы кризис взорвал лагерь противника до того, как мы будем разбиты» (5 марта).

«Фюрер уверен, что если какая из держав лагеря противника захочет первой вступить с нами в переговоры, это при всех обстоятельствах будет Советский Союз. У Сталина с англо-американцами очень большие трудности…»

Но ближе к развязке Гитлер переориентируется на союзников. А пока что он все о Сталине:

12 марта 1945. Рузвельт и Черчилль должны слишком принимать во внимание общественное мнение. Этой нужды совершенно не имеет Кремль, и Сталин в состоянии за одну ночь повернуть свою военную политику на 180°. Так что нашей целью должно быть – снова отбросить на востоке Советы и нанести им исключительно высокие потери кровью и материальными ресурсами. Тогда, возможно, Кремль проявит себя в отношении нас сговорчивее. Сепаратный мир с ним, естественно, изменил бы радикально военное положение. Конечно, этим сепаратным миром не будут достигнуты наши цели 1941-го, но фюрер при этом надеется все же участвовать в разделе Польши и суметь прибрать Венгрию и Хорватию под власть Германии, а также получить оперативный простор для действий против Запада… Какая замечательная перспектива! – воспламеняется Геббельс.

Однако эти планы, при всей их агрессивности, все же похожи в той ситуации на беспочвенную болтовню «пикейных жилетов».

«Я счастлив, что располагаю его полным и безграничным доверием».

Когда советские войска начнут наступление на Одере и будут штурмовать Берлин, Гитлер круто изменит ориентацию. Его надежды будут связаны не со Сталиным, а с западными союзниками, которые, как он рассчитывает, склонятся к переговорам с ним. И для этого, он считал, ему необходим был хоть какой-то временный успех в Берлине, чтобы продемонстрировать силу, способную противостоять продвижению советских войск в глубь Европы.

«ЕСЛИ Б Я БЫЛ ФЮРЕРОМ…»

20 марта 1945. Чрезвычайные трудности готовит нам проблема иностранных рабочих, – озабочен Геббельс. С одной стороны, рабочие нужны, потому что, как считает Геббельс, даже если Берлин будет окружен, военная промышленность будет продолжать работать. – Но с другой стороны, столица империи насчитывает примерно 100 000 восточных рабочих (Ostarbeiter). Если они попадут в руки Советов, они через три-четыре дня предстанут боевой большевистской пехотой. Стало быть, мы должны стараться по крайней мере восточных рабочих в случае необходимости изолировать как можно быстрее.

Зная достаточно о Геббельсе и нацистах, можно понять, какая угроза нависла над судьбой «восточных рабочих» в Берлине. Наступление и сам штурм Берлина осуществлялись стремительно, ошеломляя и повергая в растерянность и Геббельса, и исполнителей его зловещих замыслов, и люди, согнанные сюда на рабский труд, уцелели в Берлине.

«Мне представлено генштабом досье, содержащее биографии и портреты советских генералов и маршалов… Эти маршалы и генералы почти все не старше 50 лет. С богатой политикореволюционной деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что они хорошего народного корня… Словом, приходится прийти к неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из лучшего, чем наш, класса», – ищет Геббельс объяснение феномену успеха советских войск, их натиска (16 марта).

Послушнейший Геббельс позволяет себе продолжать критиковать в дневнике Гитлера. То в связи с его приказом: «Мы отдаем в Берлине приказы, которые практически вообще не доходят вниз, не говоря о том, выполнимы ли они»; то за то, что Гитлер не решается в такой критический момент выступить по радио с обращением к народу: «У фюрера теперь совершенно непонятный мне страх перед микрофоном».

Одним высказыванием зачеркивая другое, уравновешивая, то сетуя, то льстя Гитлеру, заполняет страницы Геббельс.

Он потрясен, как твердо «берет фюрер дело на себя». Или: «Это прямо-таки удивительно, как фюрер в этой дилемме (речь о воздушной войне) постоянно и непоколебимо полагается на свою счастливую звезду… Но ведь он так часто спускался с облаков, как Deus ex machina» (28.3.1945).

Еще двумя неделями ранее Геббельс отметил, что фюрер намерен реорганизовать армию. Он «хочет теперь молодых, проявивших себя на фронте солдат произвести в офицеры, невзирая на то, умеют ли они держать нож и вилку». Одобряя это, Геббельс беспокоится, не поздно ли. Но зуд реорганизации не оставляет в покое и Геббельса. Он занимается, уже в апрельские дни, реформированием отделов прессы, радиовещания с тем, чтобы избавиться наконец от слишком влиятельного шефа прессы Дитриха.

Соображения престижа, карьеризм и в этой отчаянной ситуации присущи нацистским лидерам. Даже Геббельс заметил курьезность этого, коль скоро речь о его сопернике – министре по делам оккупированных восточных территорий, «колонизаторе России» Розенберге.

«Рейхсминистр Розенберг все еще противится роспуску восточного министерства. Он называет его теперь не министерством оккупированных восточных территорий, поскольку это воспринималось бы как гротеск, а восточным министерством. Он хочет в этом министерстве концентрировать всю нашу восточную политику. С теми же основаниями мог бы я учредить западное или южное министерство. Это же бессмыслица. Но Розенберг отстаивает престижную точку зрения и не дает себя убедить, что его министерство очень давно пало».

Но и поведение Геббельса носит нередко клинический характер. Он сам недалек от признания этого: «Мы живем в такое сумасшедшее время, что человеческий рассудок совершенно сбит с толку» (2 апреля).

Когда стало известно из сообщений Юнайтед Пресс, что весь золотой запас Германии и художественные сокровища (в том числе Нефертити) попали в руки американцев в Тюрингии, он вскричал в неистовстве: «Если б я был фюрером, я знал бы, что следует делать… Сильная рука отсутствует…»