Геббельс. Портрет на фоне дневника - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ржевская cтр.№ 89

Начались массовые расстрелы евреев на окраинах городов и в лесах, во рвах Украины, Белоруссии, России. Вместе со спецподразделениями вовлечены были войсковые части.

Об этом мне не раз доводилось слышать на фронте от взятых в плен немецких солдат, участников этих Aktion, как они называли захват и убийство евреев.

В следующем году под Берлином, в Ванзее, состоялось «окончательное решение», повергшее в замешательство даже матерого Геббельса, от чего он, правда, быстро оправился – благодаря давнему девизу: «вжиться» – и стал одним из активнейших деятелей – проводников этого адского заговора. Речь о документе, предваренном грифом: «Секретное дело государственной важности». Это «Протоколы Ванзее» от 30 января 1942-го – о планах уничтожения 11 миллионов евреев, живущих в разных странах мира. В протоколах это названо «Совещанием об окончательном решении еврейского вопроса».

Подоспел исполненный заказ на газовую камеру – «душегубку».

Националистическое безумие, и чудовищный нацистский рационализм, и растленность народа – все сошлось в этом невиданном за всю историю человечества преступлении.

Этот дневник обрывается 10 сентября 1941-го.

Из последней записи:

«Мы должны постепенно подготовить народ к ведению продолжительной войны. С распространением необоснованных иллюзий нужно покончить».

«Мы и в дальнейшем не будем утруждать себя требованиями капитуляции Ленинграда. Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом», – вторит Геббельс Гитлеру.

«СОЛДАТЫ! ПЕРЕД ВАМИ МОСКВА!»

8 сентября 1941-го немецкие войска овладели Шлиссельбургом. Это было началом блокады Ленинграда, отрезанного с суши. Связь со страной оставалась только по Ладожскому озеру и по воздуху.

18 сентября Гитлер запретил принимать капитуляцию, если она будет запрошена, от Москвы или Ленинграда.

30 сентября был отдан приказ германским вооруженным силам начать генеральное наступление на Москву.

3 октября германские войска вступили в Орел, оставленный обороняющимися частями; рвались к Калинину. Москву брали в клещи.

Мимо моих окон шли по Ленинградскому проспекту на ближний фронт отряды народного ополчения. А в обратную сторону, от Волоколамского шоссе, куда доставляли с фронта (так близок был он) раненых, их перевозили троллейбусы маршрута № 12. В эти дни и я вступила в армию.

20 октября в Москве введено осадное положение. Немцы были уже в пригородах Москвы. Только с двух московских вокзалов еще отправлялись поезда в глубь страны. Наступил ноябрь. Этот месяц, как указывает маршал Жуков, был самым критическим для Москвы.

У меня сохранилось воззвание к немецким солдатам:

«Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва – это конец войны!

Верховное командование вермахта».

2 декабря немецкие танки появились в Химках. Это был разведбатальон с задачей закрепиться.

Но в конце ноября – начале декабря немецкое наступление под Москвой было остановлено.

5-6 декабря Красная армия под командованием Г. К. Жукова внезапно для немцев перешла в контрнаступление, отбросив от Москвы противника.

Отступление замерзающих, занесенных снегом полчищ походило на исход армий Наполеона.

По дороге на фронт я видела откатившиеся от Москвы, брошенные, подбитые грозные танки Гудериана, раздавившие своими гусеницами Европу и угрожавшие Москве.

Два немецких командующих соединениями умерли в дни отступления. Командующий сухопутными силами Браухич вынужден был подать в отставку. Гудериан был отозван, подвергся опале.

Гитлер признавался Геббельсу, что отступление его армии, понесшей поражение на подступах к Москве, было для него кошмаром и что, «прояви он (Гитлер) хоть на мгновение слабость, фронт превратился бы в оползень и приблизилась бы такая катастрофа, которая наполеоновскую отодвинула бы далеко в тень».

12 декабря Гитлер издал приказ о применении смертной казни к лицам из местного населения за любой проступок. На мирном населении вымещали ярость за отступление немецких войск.

В январе немецкий фронт остановился – под Москвой рубежом стал Ржев. Ржевско-Вяземский плацдарм. Здесь больше года шло сражение на ближних к Москве подступах. Какие же это были тяжелые, кровопролитные затяжные бои, унесшие немыслимое число человеческих жизней по обе стороны фронта!

Немецкие генералы и фельдмаршалы были потрясены, испытав впервые на третьем году войны поражение, сочли его началом катастрофы и настаивали на отводе войск вплоть до границ рейха.

Но война продолжалась. Немецкое фронтовое командование запрашивало теплую одежду для солдат у интендантства, рассчитывавшего, что в «молниеносной» войне в летние месяцы она будет излишней. И в ответ на запросы на фронт слались инструкции, как уберечься от холода. Одна из них попалась мне – «Памятка о больших холодах». Советов много. «Нижнюю часть живота особо защищать от холода. Прокладкой из газетной бумаги между нижней рубашкой и фуфайкой. В каску вложить фетр, носовой платок, измятую газетную бумагу или пилотку с подшлемником… Нарукавники можно сделать из старых носков…»

Кто был в ту первую зиму на фронте, знает, как выглядел замерзающий немецкий солдат. Замотанный поверх пилотки в бабий платок, в огромных соломенных ботах, в которые вставлялся холодный сапог, стоял он в боевом охранении. Весь в сосульках. Таким, случалось, он и в плен попадал. Во вторую зиму на нашем участке фронта под Ржевом немецкие солдаты были уже одеты в теплые стеганые комбинезоны.

16 января 1942 года Верховным командованием вермахта был издан за подписью Кейтеля приказ «О клеймлении советских военнопленных».

«Приказываю: каждому советскому военнопленному нанести ляписом клеймо на внутренней стороне левого предплечья».

Канарис ^[64] в докладе Верховному командованию 15 сентября 1941 года сообщал о чрезвычайном произволе в отношении советских военнопленных, массовых убийствах, настаивая на необходимости устранения этого беззакония. Кейтель наложил пространную резолюцию, она завершается словами: «Я одобряю эти мероприятия и покрываю их».

Позже, в 1943 году, Гиммлер выразился со всей циничностью о русских военнопленных первого периода войны, убитых или замученных на этапах и в лагерях, когда «мы еще не ценили человеческие массы… то есть как сырье, как рабочую силу. То, что военнопленные десятками и сотнями тысяч умирали от голода и истощения», «терялась рабочая сила; однако, рассматривая это в масштабах поколений, в этом раскаиваться не стоит». Ведь таким образом осуществлялась часть провозглашенного Гиммлером плана уничтожения 30 миллионов славян. И уничтожались целые поколения, от которых не родятся дети.