Повседневная жизнь Парижа в средние века - читать онлайн книгу. Автор: Симона Ру cтр.№ 9

Описания столицы тоже являют свидетельство эпохи, и одно из самых известных принадлежит перу Гильберта де Меца. Он был переписчиком книг и, возможно, украшал некоторые из них миниатюрами. У него была возможность собрать и свести воедино тексты разных авторов, что он и указывает в заглавии своего труда. Немец или фламандец, он родился в 1350–1360-е годы и наверняка учился в Парижском университете приблизительно в 1380-е годы. Это был известный в свое время профессионал, что позволило ему стать библиотекарем герцога Бургундского. Он жил в Париже с 1407 по 1434 год, но свое описание столицы создал в Грамоне, в Восточной Фландрии (там у него был красивый особняк). В этом описании, составленном по более или менее недавним воспоминаниям, предстает Париж конца XIV — начала XV века, когда он еще был счастливым и процветающим городом. Свидетельство Гильберта содержит много важных сведений, но нас сейчас интересует его описание улиц. В заглавии ко второй части книги уточняется, что речь пойдет о Париже 1407 года: автор проведет читателя по острову Сите, потом по левому берегу Сены — «высокой части города, где помещаются школы», и, наконец, по правому берегу — «нижней части города перед Сен-Дени». Это классическое деление Парижа на три части, и автор решил описать каждую из них, перечисляя улицы, церкви и величественные здания, а также прочие сооружения, достойные удивления и восхищения . Посмотрим, как он характеризует парижские улицы.

В целом, Гильберт де Мец их просто перечисляет, но порой сопровождает название примечанием. Уточнения по поводу двух улиц на острове Сите говорят о том, с чем они ассоциировались у знатоков Парижа того времени: улица Глатиньи, где помещаются «девочки», и улица Пеллетри, где изготовляют кровати. На левом берегу: Брюно — там в школах преподают каноническое право; улица Англичан, где живут хорошие ножовщики; улица Ферр, где изучают искусства. Там в самом деле находились учебные заведения при факультете искусств (этим словом обозначали изучение латинского языка и грамматики, философии, риторики и всех литературных и научных дисциплин, освоение которых предшествовало изучению богословия, права или медицины). Но подобных указаний, к сожалению, здесь очень мало.

Зато, перебравшись на правый берег, автор предоставляет нам значительно больше сведений, создавая образ улиц и описывая занятия их жителей. Двадцать восемь примечаний распределяются таким образом: Рынок, в том числе зерновые, хлебные и мучные ряды; Торговые ряды и лавки, где торгуют птицей; Молочный ряд и Живодерня, где живут мясники. Гильберт сообщает также о Сен-Жан-ан-Грев, где продают сено, о Веннери, где торгуют овсом. Он перечисляет несколько производств предметов роскоши: Таблетри (изделия из слоновой кости), ворота Сент-Оноре (там живут суконщики), улица Сен-Мартен (обработка бронзы), улица Кенкампуа (мастерские ювелиров), улица Курари (бриллианты и другие драгоценные камни), Вуарри (изделия из стекла). Упоминает он и о лавках, торгующих дорогим товаром (галантерейщики на улице Ферр), а также о местах продажи тяжелых грузов (например, дровами торговали у причала Сен-Жермен, строительным лесом — на Мортельри) и связанных с этим производствах (мастера, изготавливающие сундуки и лари, жили у кладбища Сен-Жан); перечислены ремесла, связанные с железом: изготовители гвоздей и продавцы проволоки жили на улице Мариво, оружейники — на Омри, текстильщики — на улице Ломбардов, кожевенники — на Кордонри, где также изготавливали башмаки. Гильберт де Мец отмечает и улицу Сен-Дени, где помещаются бакалейщики, аптекари и шорники; улицу рядом с церковью Сен-Жак, где проживают писцы; улицу Командрес, где живут женщины, занимающиеся наймом слуг и горничных; он упоминает об улице Менестрелей (где находится школа менестрелей) и не забывает о тех улицах правого берега, где живут проститутки: Бур-л'Аббе, Бай-У и Кур-Робер. Список и комментарии к нему показывают, что род занятий жителей не всегда соответствует названию улиц. Несовпадение, вероятно, объясняется тем, что объединение происходило по личной инициативе, по семейным обстоятельствам или практическим соображениям, а не по установленным правилам. Объединения ремесленников с годами видоизменялись, и те, что описывает Гильберт де Мец, согласуются с состоянием Парижа в самом начале XV века. В память автору врезался не просто вид улиц, а необычайность этих объединений по роду деятельности, связанная с качеством работы или с количеством мастеровых; это его поразило, об этом он вспоминает, сожалея о прошлом, поскольку настоящее столицы было гораздо суровее — шел 1434 год. Гильберт говорит о Париже в своей манере, но в то же время как любой историк в Средние века — с неизменным восхищением.

В самом деле, отличительная черта этого средневекового города — способность вызывать блаженный восторг, и даже комические пьесы об этом «чуде» отличает мягкая и незлобивая ирония. У всех городов были свои хвалители, которые превозносили великолепие своего города; местечковый патриотизм был широко распространен в Средние века. Но курившие Парижу фимиам прежде всего восхваляли его огромность, рассматривая это качество как достойное восхищения, а не как нечто чудовищное. Если города в целом потрясали путешественника собранием богатств и количеством населения, своим постоянным оживлением, то парижские улицы представляли собой исключительное зрелище, богатое всякого рода событиями, достойными повествования. Не стоит опускать эти рассказы или пренебрегать ими, несмотря на их погрешности и неточности, ибо изучение таких литературных свидетельств облекает в плоть и кровь городскую историю.

Разрозненные указания на повседневную жизнь содержатся и в других текстах. В частности — в судебных документах, свидетельских показаниях или признаниях преступников. В этих документах порой говорится о том, что происходило на улице, в доме или в лавке, причем с такими подробностями, каких не встретишь в других источниках.

Обычное течение жизни для большей части парижских жителей считается недостойным внимания из-за самой своей банальности, а потому почти никогда не упоминается в письменных источниках.

Велик соблазн использовать сведения, касающиеся более позднего времени, и заполнить пустоты подложными описаниями, которые, трудно это отрицать, вполне могут соответствовать действительности. Но не будем поддаваться соблазну. Зато если в источниках отмечено, что тот или иной аспект, зафиксированный в более поздних документах, уже существовал в Средние века, то такие непосредственные указания приобретают крайнюю важность. Кроме того, терпеливый поиск документов порой приводит к находке необъяснимых текстов, толковать которые следует с осторожностью.

Так, в реестр Этьена Буало, где собраны уставы около сотни парижских ремесленных цехов, парижский прево пожелал включить тариф дорожных пошлин с торговцев, проезжающих через Париж или прибывающих в столицу, а также третью, утраченную часть, в которой оговаривались привилегии крупных земельных владений. Там приведена сумма пошлины за проезд по Малому мосту. Среди других торговых пошлин находятся два интересных пункта в разделе парижских «проезжих дорог», то есть пошлин, взимаемых для мощения дорог, улиц, мостов и проездов в парижском округе. В статье 45 сказано: «Коза не облагается на Малом мосту никакой пошлиной, потому что, когда через Малый мост проходит козел, его бьют дубинкой единожды между рогов, возле темени, но нельзя бить его в лоб». В предыдущей статье уточняется, что обезьяны жонглеров не облагаются никакими пошлинами, но жонглер обязан заставить их показать сборщику какой-нибудь номер. Эти конкретные замечания погружают нас в мир, который сильно отличается от нашего и который мы уже не вполне способны понять. Статья об обезьянах очень красочна. «Расплатиться обезьяньей монетой», то есть устроить спектакль в оплату за проезд, тогда еще не значило «обмануть, не заплатить», поскольку речь шла о еще мало распространенном и высоко ценимом увеселении; жонглер мог и сам исполнить какой-нибудь трюк или прочитать стихи. Эта статья совершенно понятна, но статья про козла остается загадкой. Издатели реестра добавили примечание, которое их ни к чему не обязывает, поскольку гласит следующее: «Этот обычай происходит из предрассудков, связанных с данным животным». Историк не знает, как истолковать подобный поступок, но полагает, что такой обычай мог преследовать вполне определенные цели: угроза покалечить или убить животное позволяла сборщику пошлины договориться об отказе от соблюдения ритуала в обмен на увеличение тарифа.