Вашингтон. Белый дом. Овальный кабинет
В овальном кабинете Белого дома президент Гарри Трумэн и государственный секретарь Джордж Маршалл остались одни.
— Вот уж никто не ожидал, что Советский Союз придет сионистам на выручку, — сказал Гарри Трумэн. — Да еще как! Громыко не просто выразил симпатию еврейскому народу, а потребовал создания в Палестине еврейского государства.
Джордж Маршалл мрачно заметил:
— Обычно Громыко говорит «нет». На сей раз он сказал «да». И очень громко!
Трумэн констатировал:
— Идея создания еврейского государства в Палестине обрела черты реальности.
Государственный секретарь еле сдерживал себя:
— Господин президент, значит, вы все-таки намерены поссориться с арабскими странами, которые поставляют нам нефть?
Перед президентом лежали газеты с изложением выступления советского представителя.
— Я прочитал речь Громыко, — объяснил Гарри Трумэн. — Даже сами евреи никогда не выступали в свою защиту так ярко и убедительно. Поймите, Джордж, если уж Сталин однозначно поддержал создание еврейского государства, как же я могу быть против? Это исключено. Избиратели меня не поймут. Я уже позвонил нашему представителю в ООН и сам объяснил ему, что он должен проголосовать «за». Чтобы не произошло сбоя в бюрократической цепочке… И если еврейское государство будет создано… Мы опоздали и не сумели первыми высказаться за его создание. По крайней мере признаем первыми.
Государственный секретарь развернулся и вышел из овального кабинета. Гарри Трумэн с сожалением посмотрел ему вслед. Перед ним лежала утренняя газета с портретом советского посла Громыко.
Москва. МИД. Кабинет заместителя министра
В Москве в кабинет заместителя министра иностранных дел Деканозова вошла молодая хорошо одетая девушка. Глянув на нее, Владимир Георгиевич воодушевился.
— Вы — Спиридонова? И хотите работать у меня секретарем? Что же, я думаю, вы мне подходите.
Маленький и толстый, Деканозов вышел навстречу ей из-за стола, взял за руку, чтобы поздороваться, нагло притянул к себе и попытался поцеловать. Девушка покраснела и слегка отстранила его. Он еще крепче держал ее. Она размахнулась и отвесила ему звонкую пощечину. Он не ожидал отпора. От неожиданности выпустил ее из рук.
Девушка опрометью бросилась из кабинета.
Деканозов нажал кнопку звонка. В кабинет вошел его помощник, столкнувшись с убегавшей девушкой, которая не успела вымолвить ни слова.
Деканозов, потирая покрасневшую щеку, сказал помощнику:
— Что-то я смотрю, Громыко там своевольничает. Что он о себе возомнил? Надо его приструнить. Сейчас я этим займусь.
Едва помощник вышел, зазвонил аппарат правительственной связи. Деканозов снял трубку, услышал голос и вытянулся:
— Слушаю, Лаврентий Павлович!.. Да, была. А что?..
Растерянно переспросил:
— Чья она дочка?
Слушая голос Берии, Деканозов побледнел. Когда Лаврентий Павлович бросил трубку, Деканозов без сил опустился в кресло:
— Мне конец!..
Нью-Йорк. Представительство СССР при ООН. Кабинет Громыко
Игнатенко стремительно вошел в кабинет Громыко:
— Сработало, Андрей Андреевич! После долгого и бурного разговора с Аристотелем Оазисом заместитель государственного секретаря Нельсон Рокфеллер вот уже третий день — это нам точно известно — обзванивает всех, кого он знает в Латинской Америке, и призывает поддержать раздел Палестины.
— А знает он всех, кто принимает решения в каждой из стран, — заметил Громыко.
— И, видимо, он очень убедителен, — согласился Игнатенко. — По нашим данным, Бразилия и Гаити, собиравшиеся голосовать «против», проголосуют «за». Никарагуа, Боливия и Эквадор, намеревавшиеся воздержаться, тоже проголосуют «за». Аргентина, Колумбия и Сальвадор, возражавшие против раздела Палестины, воздержатся при голосовании.
По радио передавали репортаж о голосовании на сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций.
— За раздел Палестины и создание двух государств — еврейского и арабского — проголосовали тридцать три страны, — говорил диктор. — Против — тринадцать. Несколько стран, в том числе Англия, воздержались. Решение принято!
В кабинет Громыко внесли кинопроектор.
— Прислали свежую кинохронику из Палестины, — пояснил помощник.
Пленка зашуршала в проекторе. На большом экране возникли кадры праздничного Тель-Авива.
— Сотни тысяч палестинских евреев, обезумевших от счастья, вышли на улицы, охваченные энтузиазмом, — говорил диктор. — Около двух тысяч человек собрались в здании одного из самых больших кинотеатров. Над столом президиума большой портрет Сталина и лозунг: «Да здравствует дружба между Государством Израиль и СССР!» При упоминании Советского Союза, особенно когда звучит имя Андрея Громыко, зал взрывается аплодисментами.
Громыко смотрел вполглаза. Махнул рукой:
— Заберите! И вызовите шифровальщика.
Он продиктовал срочное сообщение министру иностранных дел Молотову:
«Голосование на Генеральной Ассамблее ООН свидетельствует о полном успехе нашей внешней политики. Мы доказали свою способность влиять на ключевые проблемы мировой политики и добиваться нужных нам решений. Отныне все знают, что на Ближнем Востоке ни одна серьезная проблема не может быть решена без участия Советского Союза».
Вечером в квартире советского представителя за ужином Лидия Дмитриевна осторожно поинтересовалась:
— У тебя много дел на конец недели? Может быть, соберемся за город наконец? Погуляем… Такая погода хорошая. Тебе надо отдохнуть после всего, что здесь происходило. И немного отвлечься. Пора научиться отдыхать.
— Это тоже надо уметь, — согласился Андрей Андреевич. И добавил: — Только что пришла шифровка от Молотова. Меня отзывают в Москву.
Лидия Дмитриевна с тревогой посмотрела на мужа:
— Мы провели здесь целых девять лет. В Москве столько изменилось за эти годы… В министерстве новые люди. Ты никого из них не знаешь… Что нас там ждет?
Нью-Йорк. Крестины Кристины Оазис
На родине Аристотель Оазис конечно же устроил бы пышные крестины своей долгожданной дочери. На чужбине организовать праздник, достойный столь важного события, оказалось труднее.
Аристотель женился на Афине (дома ее называли просто Тиной) Ливанос, дочери корабельного магната Ставроса Ливаноса, сразу после войны. А Тина подарила ему ребенка только через четыре года.
Кристина появилась на свет в Нью-Йорке. Далековато от родных мест ее родителей, и людей собралось сравнительно немного. Но церковь была пышно украшена. Священника счастливый отец тоже не обошел вниманием, так что крестины дочери Аристотеля Оазиса стали главным событием того дня.