Громадный танк загорелся, несколько секунд продолжал отползать, потом остановился, экипаж попытался покинуть машину, но тут из открытых люков хлестнули огромные языки пламени. Взрыв боекомплекта сорвал и швырнул в сторону башню и кого-то из танкистов. Охваченное огнем тело с оторванными ногами пролетело, кувыркаясь, не меньше сотни метров и, уже на камнях, продолжало дергаться – то ли наемник был еще жив, то ли странные движения стали следствием процесса горения.
Живая сила и техника противника устремилась на ударную группу тяжелых танков, но в глаза им светило встававшее над горами солнце, а с тыла продолжали бить орудия сводного батальона генерала Эскандари. Теперь, когда враг забыл об их существовании, стреляли не так поспешно, тщательно целились и перебили большую часть оставшихся мишеней прежде, чем за охрану космолета взялись тяжеловесы генерала Альшванга.
Поначалу же обходная группа работала исключительно по небесному гостю. Самый крупный калибр – 152 и 155 миллиметров – стоял на старых самоходных гаубицах: американских, времен войны во Вьетнаме, и русских ИСУ-152, успевших повоевать с наци. Из экспозиции музея в Латруне пришли также тяжелые советские великаны ИС-2, ИС-3 и самоходка ИСУ-122. Еще два ИС-2 каким-то образом оказались в составе иранского подкрепления. Кроме них огонь по космолету вели «паттоны», «шерманы» и «центурионы» разных типов, вооруженные пушками калибров 90 и 105 мм.
Были в той группировке и вовсе чудовищные экспонаты – захваченные израильтянами гибридные танки, составленные арабами из обломков разных машин. Эстеркинд видел одно такое чудовище со 105-миллиметровой английской пушкой в самодельной башне на ходовой части Т-34.
Место, где стоял космолет пришельцев, накрыла туча дыма и пыли, в которой непрерывно сверкали оранжево-красные вспышки. За несколько минут в мишень и возле нее попали десятки тяжелых снарядов.
Затем генерал Альшванг двинул свою бронированную армаду на сближение, причем англо-американские танки с орудиями меньшего калибра повернули навстречу контратакующим отрядам, потрепанным в безуспешном ударе по батальону Гаруна Эскандари. Эти подразделения зомбированных наемников стремительно растаяли, расстреливаемые с двух сторон. Ценой успеха стал подбитый «шерман».
Главный же ударный кулак подтянулся к оставшемуся беззащитным посадочному аппарату на триста метров и возобновил обстрел. Бронебойные и фугасные снаряды долбили построенный у неведомой звезды корпус из неизвестного материала, который поддавался ударам земного металла.
Ожила рация танка.
– Вперед, идем к «небесной лодке», – сказал по-русски Мустафа Сефит. – Поцарапаем врага с малой дистанции. Скажи другим израильтянам.
Немного удивившись, почему командует иранский капитан, Эстеркинд вызвал серена Якова Башата, но ротный не отвечал. Решив, что на командирском танке вышла из строя рация, Карл передал в эфир на иврите:
– Приказ подойти ближе к вражескому шаттлу.
Рота выползла из-за камней, направляясь к объекту атаки, и Карл увидел груду металлолома, в которую превратился «шерман» серена Башата. Рядом догорали немецкая самоходка «Стуг» и Т-34 с короткой пушкой.
Объезжая стоявшую повсюду мертвую бронетехнику противника, они заняли позицию, но успели сделать не слишком много выстрелов. Шаттл раскололся, из обломков вырвались языки зеленого пламени. К счастью, как и сообщали союзники, на корабле не было ядерного реактора, поэтому взрыв не причинил вреда танкистам.
Солнце неспешно вставало где-то за шоссе Энтузиастов, осветив первыми фотонными потоками шпиль МГУ и других высоток сталинского ампира. Зевая, потягиваясь и похрустывая суставами, лейтенант Люба Горюнова поплескала в лицо холодной воды из-под крана, утерлась бумажным полотенцем и направилась в бытовку. Возле газовой плиты громоздко приткнулся капитан Герман Островцев, оперативник из ее отделения.
– Гера, кипяточек есть? – жалобно поинтересовалась Люба. – Глаза закрываются.
Словно ждавший лейтенанта Горюнову чайник засвистел струей пара. Герман взял два бумажных стаканчика, кинул в каждый по три ложки сахарного песка и две – растворимого кофе, залил кипятком и поставил на стол.
– Уже есть, – сообщил он, яростно растирая красные от недосыпа глаза. – Ты чего засиделась до утра?
– Генеральское дело. – Она хлебнула горячий кофе. – Семерых свидетелей допросила. Остался последний и сам виновник торжества.
– Пристрелить бы его без церемоний, – проворчал с ненавистью капитан.
– Руки чешутся. А ты чем занимался?
– Вместе с научной командой трясли пленного хомячка. Выясняется, что наноботы не поедают полупроводники, а нарушают электронно-дырочные процессы. В результате свободные заряды дружно плывут в общем направлении. Получается электрический разряд, который плавит устройство.
– Плохо поняла, – призналась Люба.
– Я тоже. Не моя специальность. Но физики с инженерами дали честное пионерское, что быстро разберутся.
В свой кабинет лейтенант вошла из служебного коридора и собралась открыть дверь в приемную, чтобы позвать свидетеля. Вовремя сообразила, что пора избавляться от дурных привычек: со вчерашнего дня в здании заработали телефоны. Где-то на древних складах добрые люди откопали механические аппараты без полупроводниковой начинки, но с ужасными дисками вместо кнопочек.
Как ни плохо разбиралась она в сложной технике, но бомбардировка планеты позволила составить общее представление о масштабах катастрофы. Всевозможные процессоры, микроконтроллеры или загадочные тиристорные выключатели применялись буквально всюду: на опасных производствах, атомных электростанциях и в системах жизнеобеспечения городов, в станках и холодильниках, в пищевой промышленности, на железной дороге, в авиации, в энергетике. Просто чудо, что атомные реакторы не повзрывались, успели сработать предохранители.
Чертыхнувшись, она позвонила дежурному, велев запускать последнего участника Подлясской драмы. Через полминуты, постучав в дверь, вошел худощавый парнишка ростом как бы не пониже Любы. Вытянувшись у порога, он безуспешно попытался расправить потрепанный и местами паленый комбинезон, после чего отрапортовал:
– Старший лейтенант Белов прибыл для дачи показаний.
– Садитесь, Дмитрий. – Она показала на стул. – СМЕРХ вызвал вас в качестве свидетеля по делу о гибели вашей роты в полосе наступления Беловежского соединения.
– Понимаю, зачем вызвали, – танкист держался бодро. – Дело было четыре дня назад на территории бывшей Польши. Командир дивизии поставил задачу прорвать оборону противника на подступах к Подляске. В случае успеха мы выходили на ровную местность, где нет болот и мало речных преград. Овладев Подляской, дивизия брала контроль над узлом важных дорог и захватила бы богатые трофеи, ведь там была база снабжения. Кроме того, мы создавали угрозу Варшаве и в то же время могли нанести удар на юг, навстречу Волынской группировке, и тогда рушилась оборона противника на огромном участке фронта.