«Это очень точно травестированная, тогда как раз широко опубликованная вместе с расшифрованными записками Анны Григорьевны Сниткиной переписка Достоевского с женой. Он всякий раз в очередном письме клянется, что больше он уж точно не будет никогда играть, в следующем, что „больше совсем никогда“, а в следующем, что теперь он разработал абсолютную систему, которая наверняка позволит ему выиграть, поэтому „заложи, пожалуйста, юбку“» (Дмитрий Быков. «Ильф и Петров»). И подписывал Достоевский эти записки «Твой вечно муж Федя», об чем сообщает в своем исследовании Мариэтта Чудакова.
Образ умирающей тещи — старухи, открывающей тайну клада, — разумеется, восходит к Пиковой даме, она же, в свою очередь, писана с княгини Голицыной. Вот как все перепутано в литературном мире.
Когда же Паниковский в «Золотом теленке» спасает гуся, этот эпизод пародийно перекликается с подвигом Архипа-кузнеца из «Дубровского». Помните, он сначала запер в горящем доме судейских и тут же спас случайно оказавшуюся на крыше кошку? «— Теперь все ладно, — сказал Архип, — каково горит, а? чай, из Покровского славно смотреть. — В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть — со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние. — Чему смеетеся, бесенята, — сказал им сердито кузнец. — Бога вы не боитесь — божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь, — и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. — Ну, ребята, прощайте, — сказал он смущенной дворне, — мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом».
В романе «12 стульев» обнаруживается россыпь афоризмов, которые сразу же по выходу книги благополучно ушли в народ. Вот некоторые из них: «Низкий сорт, нечистая работа», «Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет», «Конгениально!», «Ближе к телу, как говорил Мопассан», «Почем опиум для народа?».
И, конечно же, сразу же ушел в толпу, чтобы никогда не вылезать оттуда, знаменитый словарь Эллочки Щукиной величиной в 30 слов, которыми эта милая барышня прекрасно объяснялась с современниками.
«1. Хамите.
2. Хо-хо! (Выражает, в зависимости от обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность.)
3. Знаменито.
4. Мрачный. (По отношению ко всему. Например: «Мрачный Петя пришел», «Мрачная погода», «Мрачный случай», «Мрачный кот» и т. д.).
5. Мрак.
6. Жуть. (Жуткий. Например, при встрече с доброй знакомой: «Жуткая встреча»).
7. Парниша. (По отношению ко всем знакомым мужчинам, независимо от возраста и общественного положения).
8. Не учите меня жить.
9. Как ребенка. («Я его бью, как ребенка» — при игре в карты. «Я его срезала, как ребенка» — как видно, в разговоре с ответственным съемщиком).
10. Кр-р-расота!
11. Толстый и красивый. (Употребляется как характеристика неодушевленных и одушевленных предметов).
12. Поедем на извозчике. (Говорится мужу).
13. Поедем на таксо. (Знакомым мужского пола).
14. У вас вся спина белая (шутка).
15. Подумаешь!
16. Уля. (Ласкательное окончание имен. Например: Мишуля, Зинуля).
17. Ого! (Ирония, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность)».
Выражение «красивый и толстый парниша» принадлежит поэтессе Аделине Адалис, первой любви Илье Ильфа. Художник Евгений Оке писал про Аделину: «…Сирена имела зеленые глаза и пепельно-голубые волосы. <…> Пока что она поражала непонятным высказыванием своих мыслей вслух. Это создавало положения, до крайности рискованные и, мягко говоря, бестактные. <…> Общепринятое как бы отвергалось заранее. Одному нашему знакомому она говорила: „Вы красивый и толстый“. Такое сочетание эпитетов ей безумно нравилось». Оке пишет, что Сирена «жила в маленькой комнате-коробочке», где были только кровать, столик и колченогий стул. Дома сидели в пальто, потому что было холодно, и много курили. Адалис говорила об Ильфе: «Иля — это мое создание».
Аделина Адалис не любила Ильфа, ее сердце было отдано Валерию Брюсову, которого дамочка преследовала своей любовью так, что очень скоро их роман сделался достоянием всей литературной Москвы: «Чтобы доказать свою любовь, ежевечерне под окнами дома № 30 по Первой Мещанской улице, принадлежащего с 1910 года великому поэту (имеется в виду В. Брюсов. — Ю. А.) и его супруге, расставляла полотняную раскладушку на тротуаре, откуда ее громко снимала молодая советская милиция, пока Брюсов не вмешался в эту ситуацию и пропал — на старости лет» (Екатерина Московская в посвященной бабушке главе книги «Повесть о жизни с Алешей Паустовским»).
Брюсов посвятил Адалис стихи:
Хочу и я, как дар во храм,
За боль, что мир зовет любовью —
Влить в строфы, сохранить векам
Вот эту тень над левой бровью.
О ней же его произведения «Египетский профиль» и сборник стихов «Дали». Рем Щербаков предполагает, что Даль — домашнее имя Аделины.
Еще один исторический персонаж имеет явное отношение к Эллочке-людоедке — это Консуэло Вандербильт, герцогиня Мальборо (2 марта 1877, Нью-Йорк — 6 декабря 1964, Нью-Йорк). Спрашивается, какая связь между нашей отечественной людоедочкой и герцогиней? А вот какая, смотрим прямо по тексту: «— Хо-хо, — воскликнула она, сведя к этому людоедскому крику поразительно сложные чувства, захватившие ее существо. Упрощенно чувства эти можно было бы выразить в такой фразе: „Увидев меня такой, мужчины взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь от любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я — самая красивая. Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре“.
Но слов было всего тридцать, и Эллочка выбрала из них наиболее выразительное — „хо-хо“.
В такой великий час к ней пришла Фима Собак. Она принесла с собой морозное дыхание января и французский журнал мод. На первой его странице Эллочка остановилась. Сверкающая фотография изображала дочь американского миллиардера Вандербильда в вечернем платье. Там были меха и перья, шелк и жемчуг, легкость покроя необыкновенная и умопомрачительная прическа.
Это решило все.
— Ого! — сказала Эллочка самой себе».
Консуэло, действительно, считалась признанной красавицей и законодательницей моды. Она принадлежала к семье американских миллионеров Вандербильтов. Самая богатая невеста викторианского времени вышла замуж за 9-го герцога Мальборо, а ее свадьба стала международным символом выгодного брака для обеих сторон.
Так как прекрасная Консуэло представлена в романе всего лишь фотографией, нам нет смысла касаться ее биографии, пусть так и останется миллионершей в вечернем платье с мехами, перьями, шелком и жемчугом и с умопомрачительной прической, превзойти которую мечтала Эллочка.