– Скажи, а в Москве есть католические храмы? Я ведь католик…
– Конечно есть! Боб, я смотрю, ты уже всерьез подумываешь о переезде?
– Ну, пока еще не о переезде, но о поездке… Необходимо окунуться в атмосферу нового города, страны… Может так случиться, что мы окажемся несовместимы, я и твоя страна…
– Да, такое бывает. Знаешь, в моей юности очень многие буквально бредили Америкой. Когда представлялась возможность, уезжали, как говорится, пачками, но прижились далеко не все, многие вернулись с проклятиями. Всякое бывает. Но попробовать, пожалуй, все-таки стоит, Бобби!
– Да, тем более, что терять мне тут уже нечего. Можно рискнуть, и, наверное, даже нужно!
Тимуру вдруг позвонил из Москвы Вениамин.
– Тимка, привет! Помнится, ты говорил, что готов принять меня дня на два – на три. Я лечу в Нью-Йорк по важному делу. Твое приглашение еще в силе?
– Что за вопрос! Конечно! – обрадовался Тимур. – Приезжай! Когда ты будешь? Я тебя встречу!
– Спасибо, друг!
– Не за что! Жду! Бобби, послезавтра прилетает мой старинный друг из Москвы, он режиссер-документалист.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Тьфу на тебя! Нет, конечно, как ты мог подумать. Места всем хватит! Но меня посетила одна идея… Может, Вениамин снимет фильм о тебе… Это был бы такой шанс для вас обоих!
– Какой шанс?
– Если сделать фильм о знаменитом голливудском актере, попавшем в такую пакостную ситуацию, Вениамин может прогреметь… Затравленный голливудский актер вызовет куда больше эмоций у массового зрителя, нежели даже самые редкие животные из Красной книги.
– Но меня же здесь окончательно заклеймят и проклянут.
– А разве еще не прокляли и не заклеймили? Ты, вон, нос высунуть из квартиры боишься! А там… – вдруг страшно воодушевился Тимур, – уверен, это будет бомба, а русские женщины станут рыдать над тобой и носить тебя на руках. Вениамин тебе понравится, я уверен.
– Он говорит по-английски?
– Да, разумеется. И вы найдете общий язык.
Может, я еще устрою судьбу моих друзей, и тогда судьба пошлет мне… Кого? Что? Прощение рыжей Сандры, дамы из сугроба?
Вениамин прилетал в одиннадцать утра по нью-йоркскому времени. Тимура буквально трясло от нетерпения.
– Венька! Наконец-то!
– О, Тимка! Как я рад тебя видеть! Выглядишь отлично! Хорошо, что ты меня встретил, а то я как-то побаиваюсь Нью-Йорка, он меня подавляет даже в кино.
Они обнялись, похлопали друг дружку по плечам.
Когда уже сели в машину и Тимур вырулил с территории аэропорта, он сказал:
– Вень, ты знаешь такого артиста Роберта Шермана?
– Ну, кто ж его не знает, а что?
– Ты слыхал, что с ним случилось?
– Погоди, это его обвинили в злостном сексизме?
– Именно.
– Вот придурки! А ты почему спросил?
– Он мой близкий друг и сейчас живет у меня.
– Да ты что! Обалдеть! Постой, а это удобно, чтобы я…
– Очень даже удобно, места всем хватит!
Вениамин пристально посмотрел на старого друга.
– Тимка, колись, у тебя есть какая-то идея? Насчет меня и этого Роберта? Ты хочешь, чтобы я…
– Венька, брат, вот всегда любил тебя за сообразительность! – в полном восторге воскликнул Тимур. – Я еще и рта не успел раскрыть, а ты уже все просек! Здорово!
– Ничего особенного, просто умение быстро схватывать суть. А вообще, это может выстрелить. Он бывал в России?
– Нет, но собирается. И я, кстати, тоже. Возможно, и насовсем.
– Да ты что! Класс!
Они замолчали. Первым нарушил молчание Тимур.
– Вень, скажи… – начал он нерешительно.
– Жива-здорова, вся в работе.
– Ты о ком?
– Ну, о Сандре, о ком же еще.
– А с чего ты взял…
– Ну я же не идиот. Она, между прочим, спрашивала о тебе, ну еще тогда, когда ты слинял. А потом все, как отрезало. Она по-прежнему с Артемом.
– Кто такой Артем? – вскинулся Тимур.
– Ее любовник. Классный хирург и просто отличный парень. Любит ее, хочет жениться, но Сандра наша категорически против брака. Так что ты зря сбежал, ничего тебе не угрожало, дружище.
– Ни от кого я не сбегал, у меня из-за этих долбаных феминисток валится бизнес.
– Ну, допустим, – усмехнулся Вениамин. – Скажи, Тим, а что за человек этот Шерман?
– Великолепный парень, великолепный артист.
– Давно с ним дружишь?
– Лет десять, наверное. Мы познакомились в Лас-Вегасе, на одной вечеринке, и как-то мгновенно нашли общий язык. А сейчас от него практически все отвернулись, кроме меня. Я зову его «брат-сексист».
– Тимка, а мы с тобой тоже сексисты, как ты думаешь?
– А то! Мы теперь будем три брата-сексиста!
– Знаешь, если честно, я даже не очень понимаю, что это, собственно, такое – сексист.
– По-моему, это просто нормальный мужик с еще не отмершим основным инстинктом.
– О господи! Вот когда впору воскликнуть: «О времена! О нравы!»
Часть третья
– Авдотья Семеновна, голубушка, через неделю приезжает Тимур, – радостно сообщил Сергей Сергеевич своей домработнице.
– Вот хорошо-то, надолго хоть?
– Пока на три недели, а там, глядишь, и насовсем вернется. А с ним приедет его друг, американец, знаменитый голливудский артист Роберт Шерман. Знаете такого?
– Да я их как-то не различаю, ихних артистов… А он что, тоже у нас остановится?
– Разумеется, у нас.
– Батюшки! А он, что же, Сергей Сергеевич, по-русски разумеет?
– Нет, но вы не волнуйтесь, голубушка, все, что надо, мы с Тимуром переведем.
– Сергей Сергеевич, а чем же потчевать будем такого важного гостя?
– А вот чем нас с Тимкой кормить будете, и для него сгодится, никаких проблем.
Сергей Сергеевич пребывал в приподнятом настроении, и хотя Тимур пока не сказал ничего определенного, но отец чувствовал: сын в конце концов обязательно вернется. И какое это счастье – знать, что между ними теперь больше нет той пропасти, которая разделяла их целых восемнадцать лет. Как я, старый болван, мог таить какую-то обиду на единственного родного мне человека? Ведь Тимка был совсем еще мальчишкой, можно сказать, щенком, а я и тогда уже был далеко не молод. И ведь прав-то оказался он, мальчишка и щенок. Я бросил его мать, прекрасную жену, умную достойную женщину ради… ради, собственно, красивой молодой… побрякушки? Да, Елена оказалась просто побрякушкой, и ради этой, прости, господи, побрякушки я, в сущности, сломал две жизни. Ануш тяжело заболела и умерла, а Тимка уехал черт-те куда и занимался черт-те чем! И он, как ни прискорбно, оказался много лучше и умнее меня. Первым нарушил многолетнее молчание. Что я испытал, услышав вдруг в трубке это «Папа!». Господи, прости мне мои прегрешения и дай еще пожить рядом с сыном, – взмолился неверующий Сергей Сергеевич.