Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными - читать онлайн книгу. Автор: Эрик С. Райнерт cтр.№ 30

Бедные страны Европы поняли, что между промышленной структурой немногих богатых городов-государств и их богатством есть явная связь. Самый богатый город-государство Венеция и несколько городов Голландии имели рыночное преимущество в трех областях. В экономическом плане они пользовались типом рент, о котором мы уже говорили, что он обеспечивает рост прибыли, реальной заработной платы и налогооблагаемого дохода. И в Венеции, и в Голландии обрабатывающая промышленность была развита и диверсифицирована, так же как и ремесленный сектор. В начале 1500-х годов в промышленном производстве было занято 30 % трудоспособного населения Голландии. В Венеции 40 тыс. человек работали только на судостроительных верфях. Венеция и Голландия контролировали важные сырьевые рынки (Венеция — соли, а Голландия— рыбы). Даже на ранней стадии развития, будучи относительно бедной, Венеция отчаянно боролась за свою власть на солевых рынках. В Голландии же в начале XIV века была изобретена соленая и маринованная сельдь и был создан ее большой рынок, контролируемый, естественно, Голландией. Кроме того, Венеция и Голландия наладили крайне выгодную международную торговлю. Таким образом, первое богатство в Европе было основано на тройной ренте — тройной рыночной власти в таких видах экономической деятельности, которые явно отсутствовали в бедных европейских странах. Это были промышленное производство, почти полная монополия в одном виде важного сырья, а также прибыльная международная торговля. Созданное богатство сохранялось при помощи высоких входных барьеров, а именно при помощи знаний, разнообразия промышленного производства, систематически создающего эффект синергии, при помощи рыночной власти, издержек, сниженных за счет инноваций и растущей отдачи, при помощи самого масштаба деятельности, а также при помощи экономии на масштабах в использовании военной силы. После 1485 года Англия воспроизвела структуру тройной ренты, изобретенную городами-государствами. Прибегнув к массированному государственному вмешательству в экономику, Англия выстроила собственную систему тройной ренты в промышленном производстве, внешней торговле и производстве сырья (шерсти). Успех Англии постепенно привел к закату городов-государств и к росту национальных государств: синергия городов-государств распространилась на большие территории. Такова была суть меркантилистского проекта в Европе ^[91].

Ненадолго вернемся к экономической науке. До Адама Смита считалось, что экономическое развитие основывается на коллективном соискании ренты, которое происходит от синергии растущей отдачи, инноваций и разделения труда, вместе встречавшихся только в городах. Эта мысль противоположна идее совершенной конкуренции, которую мы находим в стандартной экономической науке сегодня. С появлением книг Рикардо, со взлета индустриализации в Англии в 1817 году мы наблюдаем одно и то же: богатые страны не дают бедным странам разбогатеть, цитируя теории, которые отрицают существование тех самых факторов, при помощи которых эти богатые страны разбогатели. Как мы еще убедимся, все страны, которые разбогатели после 1485 года, действовали вопреки экономическим теориям Рикардо.

Первая в истории человечества масштабная промышленная политика использовала вывод о том, что именно сделало богатые области Европы богатыми, — идею, что технологическое развитие всего в одной сфере в пределах одной географической области может сделать богатым целую страну. Король Англии Генрих VII, взошедший на трон в 1485 году, вырос в Бургундии. Там он обратил внимание, как богата область, занимавшаяся производством шерстяной ткани. И шерсть, и химикат для ее очищения (фуллерова земля, или силикат алюминия) импортировались из Англии. Когда Генрих вступил во власть своим неимущим королевством, где производство шерсти было на несколько лет вперед заложено итальянским банкирам, он вспомнил свое детство на континенте. В Бургундии хорошо жили не только производители тканей, но и пекари, прочие ремесленники. Король понял, что Англия занимается не тем, чем надо, и решил сделать из нее производителя тканей, а не экспортера сырья ^[92].

Генрих VII разработал обширный инструментарий экономической политики. Первым и главным инструментом стали налоги на экспорт, благодаря которым зарубежным производителям тканей немытая шерсть доставалась дороже, чем английским. Кроме того, начинающие производители шерстяной ткани на время освобождались от налогов, а также на ограниченный срок получали монополию на торговлю в определенных географических областях. Для того чтобы привлечь ремесленников и предпринимателей из других стран, особенно из Голландии и Италии, также применялась особая политика. По мере роста английской шерстяной промышленности росли и налоги на экспорт, пока у Англии не появилось достаточно производственных мощностей для того, чтобы обрабатывать всю производимую в стране шерсть. 100 лет спустя Елизавета I смогла ввести эмбарго на экспорт необработанной шерсти из Англии. В XVIII веке Даниэль Дефо и другие историки посчитали эту стратегию мудрой и назвали ее планом Тюдоров — в честь королевских особ из рода Тюдоров. Используя те же методы, что Венеция и Голландия до нее, Англия достигла такой же ситуации тройной ренты, как и они; она использовала сильный промышленный сектор, монополию на один вид сырья (шерсть) и международную торговлю.

Некоторые историки утверждают, что план промышленной политики Тюдоров был основой будущего величия Англии. На континенте этому плану суждено было иметь важные последствия. Конкуренция с Англией сильно пошатнула положение Флоренции. Флорентийцы попытались переключиться на испанскую шерсть, а также попробовали диверсифицировать свое производство, начав производить шелк, но политика Англии была настолько успешной, что положила конец золотому веку Флоренции. Главными конкурентами англичан на сырьевом рынке были испанские производители шерсти. В 1695 году английский экономист Джон Кэри предложил Англии скупить всю испанскую шерсть, чтобы сжечь ее. У Англии не хватило бы мощности для обработки всей испанской шерсти, но, удалив сырье с рынка, она усилила бы свою рыночную власть. «Мы могли бы заключить договор с испанцами на покупку всей шерсти, которая у них имеется; в случае же, если этой шерсти будет слишком много, следует сжечь избытки за общественный счет (как это делают голландцы со своими специями), чтобы только не допустить ее прядения в других странах, чего иным способом мы никак не можем предотвратить». ^[93] Торговая война была сражением за возможность заниматься деятельностью, приносящей наибольшую прибыль, наибольшие зарплаты и/или наибольшую налоговую отдачу. Всем участникам было понятно, что стратегическая торговая политика — это по сути альтернативный способ ведения войны.