Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 372

Аналогичные проблемы возникают в каждом эволюционном процессе. Характеризуя трудности согласования генетики и теории эволюции, а именно – сочетание теории отдельных («точечных») мутаций и теории превращения ферментов, ак. М. Д. Франк-Каменецкий писал: «Это то же, что приделать к автомобилю хвост от самолета. Автомобиль не полетит, но ездить еще будет (правда, немного хуже). Такой является нейтральная мутация. А если приделать к автомобилю правое крыло, то он опять-таки не полетит, но и ездить на нем вы не сможете: будете цепляться за все фонарные столбы. Или вам придется ездить по левой стороне дороги, которая очень быстро приведет к катастрофе. Кстати, с левым крылом тоже далеко не поедешь, да и полететь шансов мало. Ясно, что превратить автомобиль в самолет просто так не выйдет, нужна радикальная переработка всей машины. То же с белком. Чтобы превратить один фермент в другой, точечными мутациями не отделаешься – придется существенно менять всю аминокислотную последовательность». ^[829]

Кажется, что это писалось о Перестройке.

Позже Горбачев выслушивал много советов западных специалистов, которые предлагали либерализацию цен.

Но попытки нарушить систему цен означали бы в первую очередь повышение цен на самые необходимые продукты, и этого все вполне правильно боялись. Но какие структурные изменения необходимо было сделать, чтобы не пристраивать хвост к конструкции, а менять ее сущность, информационную структуру, «последовательность аминокислот»?

Для перестройщиков-фундаменталистов альтернативой была крепкая государственная дисциплина даже при экономически необоснованных ценах. Горбачев попробовал решить проблему иначе. Его ответом был «Закон о предприятии», принятый в начале 1987 г. Данный закон предоставлял большие права директорату и имитировал рыночную свободу. Параллельно январский 1987 г. пленум ЦК принял решение «О Перестройке и кадровой политике».

«Закон о предприятии» был трагически ошибочным шагом Горбачева. Это мероприятие было направлено на общее оздоровление экономики под лозунгом «порядок и инициатива», как и предыдущие шаги. Не имея рыночной среды, предприятия были лишены экономической регуляции со стороны рынка; не имея ответственности владельца, социалистические менеджеры получили право на инициативу, которую все больше начали использовать для неконтролированного обогащения. Началось безудержное разворовывание огромных сверхнормативных запасов, а затем и всего, что плохо лежит. Нужно было искать новые способы контроля над государственно-хозяйственной элитой.

Демократизация общества и была для Горбачева средством держать под контролем партийно-государственное «боярство».

В процессе реформирования социализма вырисовывались тенденции, которые крайне тревожили руководителей партии. При всем многообразии проблем, нуждающихся в немедленном разрешении в разных областях жизни, стихийно намечались однотипные пути, выгодные массовому участнику процесса, но опасные с общественной точки зрения. Парадигмой изменений можно считать, хотя как это ни парадоксально, колхозные структуры.

В колхозах Сталин нашел способ соединения общегосударственного и частного интереса. И не столько в системе трудодней – потому что государство полностью распоряжалось во всем коллективном хозяйстве и всегда могло обобрать колхоз и колхозников до нитки, – сколько в системе приусадебных участков. В конечном итоге в эпоху «развитого социализма» колхозники жили достаточно безбедно по принципу «Богу Богово, а кесарю кесарево»: государство распоряжалось крайне неэффективными большими сельскохозяйственными предприятиями, крестьяне жили за счет собственных приусадебных участков да еще того, что безнаказанно «брали» из колхозных складов по ночам, а то и средь бела дня. Потребление на селе в брежневские времена очень выросло, но это не было производственное потребление – заработанную копейку крестьянин тратил даже на маринованные огурцы в магазине, но только не на орудия производства. Для этого был колхоз, в котором на огромных фермах и необозримых полях как попало выращивалось и выкармливалось в больших масштабах все для государства. Через приусадебный участок и просто через сумки колхозников в «потребительскую корзину» перетекал отчасти и доход большого аграрного производства, потому что пахался участок колхозным трактором или лошадьми. Убытки государство переводило на колхозы через цены на машины и удобрения, все дальше разрушая свой аграрный базис.

Что-то подобное назревало в перестроечное время в промышленности. Организацию кооперативов масса инициативных людей восприняла как сигнал к созданию при социалистических предприятиях чего-то похожего на приусадебные участки. Кооперативы поначалу устраивались на производственных площадях предприятий, с использованием их имущества и оборудования, как приложение к основному производству, предназначенное для облегчения жизни членов коллектива. О такой судьбе мечтали и простые рабочие, но, конечно, досягаемой она стала только для избранных. Это открывало перспективу полного захирения государственной большой промышленности и разворовывания ее ресурсов оборотистыми менеджерами.

Такой же в сущности могла стать и реформа власти.

Поначалу о ликвидации монополии КПСС никто не помышлял ни в руководстве, ни в широкой общественности. Шла речь лишь о контроле избирателей над конкретными представителями власти, реально – о выдвижении нескольких кандидатур на одно место на выборах в советы разного уровня.

Партии как целому отводилась роль большого колхоза, который производит что-то общезначимое политическое и идеологическое для общего блага государства и народа, а реальные властные должности превращались в «приусадебный участок» отдельных политических деятелей. Коммунистическая партия, таким образом, была бы обречена на захирение и разворовывание, как и колхоз или социалистическое предприятие. Реформы оказывались приделыванием к социалистическому автомобилю крыла, которое могло только тормозить движение.

Наконец, подобная перспектива вырисовывалась и для всего социалистического государства. В роли «приусадебных участков» здесь выступали регионы и в первую очередь национальные республики, а «единому, могучему» Союзу отводилась роль общего хозяйства, который своей армией, силовыми структурами и военно-промышленным комплексом создает «крышу» для «приусадебных участков» региональных элит.