Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 340

Страны арабского мира имеют своеобразную географию – реальные контуры заселенных земель совсем не похожи на контуры государств на картах. Большинство земель здесь непригодно для оседлой жизни, и население, как правило, концентрируется в небольших по площади регионах, преимущественно на побережье и в долинах гор. На востоке арабских земель наиболее населенным является побережье Средиземного моря, Левант, а судьбы всей арабской ойкумены со времен Омейядов и Аббасидов зависели от соревнования разделенных пустыней старых культурных территорий – сирийского запада с Дамаском и месопотамского востока с Багдадом. В Магрибе гуще всего заселено побережье от Атлантики до Алжира и Туниса. Ливан на восточном Средиземноморье, Алжир на западном были наиболее связаны с Западом и открыты европейским влияниям; новейшая сиро-арабская литература интенсивно развивалась в Америке, а алжирские писатели писали по-французски и по-арабски. В географическом центре арабского мира – Египет; большинство его территории пустынно, но вдоль Нила население скучено не меньше, чем в Западной Европе. Исконные территории своеобразного сельского хозяйства, давний перекресток торговых путей Юга и Востока, страна, половина городского населения которой живет в гигантских Каире и Александрии, – Египет издавна был не только географическим, но и в известной мере культурно-политическим центром арабов.

Везде есть свои миры – свои пустыни, свои посевы и сады, свои восточные города с их базарами и мечетями, старинными узенькими улицами и новейшими кварталами; старый и новый урбанистический мир, удельный вес которого в культуре и экономике преобладает и население которого очень быстро растет. Есть, соответственно, и культуры – кочевников, феллахов, городская культура. (В Марокко даже говор местного магрибинского диалекта делится на бедуинский, феллахский и городской.)

Торговая улица в Эль-Кувейте

Можно рассматривать пустыню, село и город как составляющие арабской культуры. Но не менее, а весомее остаются на арабском Востоке этнорелигиозные составляющие каждой из «наций-государств».

Характеризовать отдельные социокультурные и этнорелигиозные составляющие каждого арабского государства легче, чем его общество-сообщество как целостность. Создается впечатление, что регионы и державы арабского мира отличаются скорее не этнокультурными чертами, а разными комбинациями одних и тех же или очень близких элементов – социокультурных миров и этнорелигиозных групп.

С этой точки зрения самым ярким примером арабской «нации-государства» являлся Ливан перед теми войнами, которые до основания разрушили этот уютный островок ближневосточной цивилизации. В Ливане принадлежность к этнорелигиозным группам для каждого гражданина формально не фиксировалась, то есть юридически он не был «приписан» к определенному религиозному обществу, как когда-то райя в Османский империи. Но было известно, что реально население разделено на такие общества и государственная структура строилась в соответствии с этим делением: президент должен был быть христианином-униатом (маронитом), премьер – мусульманином-суннитом, парламент избирался из представителей религиозных и национальных сообществ. Марониты (преимущественно крестьяне горных областей), православные и греко-католики (мелькиты), армяне-католики и армяне-григориане, остатки давнего местного населения – сиро-католики и сиро-православные, шииты-имамиты, шииты-нусайриты, друзы южных гор, сунниты Триполи и севера, халдеи – все они были как бы живой историей. Вся история Леванта будто отложилась пластами в разных обществах, каждая из которых представляла определенные этапы и силы истории, и стабильность общества достигалась уравновешиванием их влияний и интересов. Нигде не было такой пестрой и разнообразной этнорелигиозной структуры, как в Ливане, но ее элементы найдем во всей исторической Сирии и во всем арабском мире (разве что Египет демонстрирует удивительную этнорелигиозную однородность состава населения, за исключением все уменьшающейся численности коптов).

Такая система, в сущности, была развитием той «культурно-национальной автономии», которая в виде самоуправляющихся «покровительствуемых обществ» «народов Книги» существовала в Османский империи и в конечном итоге выродилась в турецкий апартеид. В арабских странах она сохранялась и была эквивалентом гражданского общества, – только вместо представительства социальных групп имеем представительство групп культурно-национальных.

С точки зрения общества как целого подобная мозаичная система нестабильна, поскольку не обеспечивает солидарности населения в рамках «нации-государства». Не только греки или армяне будут чувствовать себя ближе к своим «большим отчизнам», чем к государству обитания, но и шииты или члены суфийских братств будут считать себя между своими прежде всего в собственных религиозных обществах, а затем уже – в зависимости от обстоятельств – в якобы своем «нации-государстве». Стабильность держится на компромиссе, который может оказаться шатким. «Нации-государства» арабского мира являются мозаичными формированиями, лишь в лучшем, удачном случае они добиваются из этих отдельных элементов какого-то осмысленного очертания. Это значит, что, по существу, «нации-государства» в арабском мире пока реально не существуют, такая форма общественной организации является модернистским уподоблением западных социальных структур и технологий – подобно перениманию европейской системы вооружения и военной организации.

С другой стороны, со стороны социальной психологии, дело выглядит еще более драматичным образом. Каждый человек ищет дополнительной опоры своей личности в чувстве принадлежности к обществу, что позволило бы ему чувствовать себя представителем определенной силы и потому более значимым. Чем беспомощней индивид в обществе, чем он менее защищен и самостоятелен, тем более он нуждается в такой реальной и психологической опоре и коммунитарной защите.

В локальном «иорданском», «мавританском» или «сирийском» патриотизме такое чувство надежности недостаточно сильно, чтобы защитить личность психологически. И во всем арабском мире мы видим одну и ту же черту – острое чувство «арабскости», принадлежности к «арабской нации», которая еще менее реальна, чем духовная «нация-государство», сирийское или марокканское. Таких духовных центров «арабскости» и таких тонких механизмов, которые бы передавали духовные импульсы всему арабскому миру и поддерживали его социокультурную целостность, реально не существует. Руководство соответствующих «наций-государств» демонстрирует, напротив, острую чувствительность к интересам своих «малых отчизн», не останавливаясь перед двурушничеством относительно других «братьев-арабов». Арабская солидарность как военно-политическая реальность не раз оказывалась эфемерной в столкновениях с противником, что особенно ярко продемонстрировали арабо-израильские войны. «Арабскость» часто эффективно действует против «Запада», «Америки», «сионистов», – но оказывается эфемерной тогда, когда нужно конструктивное, нацеленное на будущее за.