Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 295

Выбор в интересах Хельсинкских соглашений был продиктован в первую очередь внешнеполитическими рассуждениями, среди которых главное место занимали тогда проблемы Китая.

Арбатов вспоминает, что советских руководителей ужасно обеспокоили вести о попытках Никсона и Киссинджера наладить контакты с китайцами, и выражает удивление по этому поводу, поскольку здесь не должно было быть никакой неожиданности. Тот же автор вспоминает о своих разговорах с югославским лидером Эдвардом Карделем на тему возможности войн между социалистическими странами и, в первую очередь, между СССР и Китаем. С точки зрения советских руководителей, сама мысль о подобном конфликте была кощунством, потому что война, по «марксистско-ленинскому» определению, являлась конфликтом или между империалистами, или между империалистами и «народами». Между тем враждебность Китая к «советским ревизионистам» становилась все откровеннее и непримиримее. Ревизионисты же всегда были для коммунистов не более чем агентурой мирового империализма.

СССР пошел на компромисс с американцами как в вопросах ограничения стратегических вооружений, так и в вопросах прав и свобод человека в значительной мере под давлением «китайской угрозы», ловко использованной американскими политиками. Имея в тылу проблему диссидентства и перспективу усиления демократического движения после признания неотчуждаемости основных прав и свобод человека, Кремль все же шел на риск. Для чего?

Руководство советских коммунистов стремилось противопоставить СССР как цивилизованную международную силу, с которой можно договариваться в вопросах и внешней и внутренней политики, – агрессивному Китаю, не праздновавшему даже формально права и свободы человека и не видевшему решений глобальных проблем иначе, как через ядерную войну.

Это означало приоритет внешнеполитических рассуждений или рассуждений имперского престижа СССР над внутренней политикой, подчинение второй первым. Настоящий дрейф СССР к сталинизму сказался именно в росте имперских ценностей.

Последний период правления Брежнева, период после инсульта в 1976 г., наложил отпечаток на оценку всей брежневской эпохи как «эпохи застоя», эпохи невероятного расцвета коррупции высших властных сфер. Вне всяких сомнений, после серьезного заболевания Брежнев был недееспособен. Когда он отбыл, по современным представлениям, два президентских срока, было бы для страны и для его памяти безусловно лучше, если бы после болезни он подал в отставку. Но не только сам Брежнев ни за что не хотел уходить с должности генсека – руководство политбюро до последнего держалось за эту фигуру! После 1976 г. уже фактически конкурируют как будущие наследники Андропов и Черненко (хотя в 1976 г. Брежнев якобы видел наследника в ленинградце Романове, в 1978 г. – в Щербицком, в 1980 г. – в Черненко и только в 1982 г. остановил окончательно выбор на Андропове). Кажется просто невероятным, как можно было говорить о Черненко как руководителе государства – «Костя» был незаменимой «шестеркой» Брежнева еще с Молдавии, откровенно неспособной к государственным делам посредственностью, наивысшая ступень для которого (и в свое время предмет ночных мечтаний) – зам. зав. Отделом пропаганды ЦК! Но он, к тому же смертельно больной, таки побывал на посту генсека, и в этом секрет созданного Брежневим режима.

Л. И. Брежнев и К. Ф. Черненко

Генсек уже в лучшие Брежневские времена был фигурой компромиссной, правили в стране партийные олигархи через него и он через партийных олигархов, и режим этот даже нельзя назвать диктатурой, а не то что тоталитаризмом. Черненко, фигура абсолютно никакая, умирая, играл роль карикатуры на английскую королеву, роль, которую ему в конечном итоге создала эволюция коммунистического тоталитаризма.

«Застоем» и безвластием этот период называют люди стремившиеся иметь харизматичного лидера, который бы решал все наболевшие вопросы. Этого хотела широкая масса, но совсем не хотела номенклатурная элита. Брежнев таким лидером никогда не был, а Андропов, стоявший за спиной важнейших стратегических решений «эпохи застоя», вряд ли сумел бы стать полноценным диктатором, даже если бы судьба отвела ему немного больше здоровья, когда он занял кабинет генсека.

Ю. В. Андропов

Лучше всего систему власти можно понять на примере исторического решения о введении «ограниченного контингента войск» в Афганистан. Позже, когда встал вопрос об ответственности конкретных лиц за эту трагическую за своими последствиями авантюру, так и не сумели выяснить, кто и на каких полномочных заседаниях принял решение об интервенции. Оказалось, что судьбоносное решение было принято в декабре 1979 г. просто группой из нескольких членов политбюро, никем ни на что не уполномоченной, – Брежневым, Устиновым, Андроповым и Громыко. Формально решил генсек и Верховный главнокомандующий Брежнев. Однако он и в лучшие свои времена не понимал в этих делах и полагался на специалистов. Говорят, что всех подвел начальник ГРУ (армейской разведки) генерал Ивашутин. Однако руководству армии удалось доказать, что и начальник Генштаба маршал Ахромеев, и главнокомандующий сухопутными силами генерал Варенников, и командование 40-й армии, которая осуществляла вторжение, были против интервенции. Решительно за введение войск в Афганистан был Устинов, военный министр и заместитель Брежнева в Совете обороны, ее фактический председатель. Насколько приблизительно он представлял себе ситуацию, свидетельствуют его рекомендации опираться на афганские «рабочие отряды». Трезвый Андропов колебался, но личная неприязнь к мерзкому Амину, хитрому и жестокому самовлюбленному красавчику, который без санкции Москвы осуществил переворот и убил просоветского лидера Тараки, победила. Мнение Андропова оказалось решающим – Громыко присоединился к нему без колебаний. Тогда осмелился и Брежнев.

Нужно, однако, отметить, что вопрос о возможной потере влияния в Афганистане далеко выходил за рамки чисто военных или личностных рассуждений. Нейтральный Афганистан являлся с 1920-х гг. сферой влияния Советской империи, король Афганистана Захир Шах был полностью лояльным к СССР, модернизация королевства осуществлялась, хотя и крайне медленно, через советское посредничество. После переворота принца Дауда (1973) ситуация стала сомнительной, неожиданный коммунистический переворот Тараки в 1978 г. внес полное смятение, а приход к власти Амина поставил под вопрос последующую ориентацию Афганистана. Перспектива перехода его в сферу влияния Китая чрезвычайно беспокоила советских руководителей. Следовательно, само по себе решение в 1979 г. о введении в Афганистан «ограниченного контингента советских войск» было реализацией тех же принципов империи, на которых основывался контроль над «социалистическим лагерем» и национальными республиками.