Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 209

Остается неясным, что значит «вечером». Адмирал Н. Г. Кузнецов писал, что, насколько ему известно, это было около 17 часов. Пограничники задержали Альфреда Лискоффа около 9 часов вечера. Так или иначе, Сталин согласился привести войска в боевую готовность. Дальше свидетельства расходятся. Согласно Жукову, директива наркома обороны № 1 была подготовлена им и Ватутиным здесь же, в соседней комнате; Сталин ее прочитал, поправил и дал Тимошенко подписать. Наркома военно-морского флота адмирала Н. Г. Кузнецова вызвали к Тимошенко к 11 часам вечера, и, по его словам, в это время Тимошенко ходил по кабинету и диктовал, а Жуков писал; нарком сказал, что возможно нападение Германии утром, а Жуков показал адмиралу проект радиограммы в войска на трех страницах блокнота. Можно допустить, что у Сталина в кабинете Тимошенко не подписал быстро составленную директиву, а они с Жуковым вносили какие-то замечания Сталина уже в наркомате. Неизвестно, что и как долго они там писали, но директива поступила на телеграф только в 23 часа 45 мин., передача ее в округа была закончена в 0 час. 30 мин., а через полтора часа командующие войсками округов направили в армии свои приказы, подготовленные на основе директивы.

С флотом было проще: начальника штаба ВМС адмирала Алафузова Кузнецов мигом отправил в свой наркомат, и тот в своем белом кителе побежал улицами вечерней Москвы, чтобы дать короткий приказ – «готовность № 1». Флот не потерял в то утро ни одного боевого корабля.

Адмирал Н. Г. Кузнецов

В директиве № 1 Наркома обороны СССР говорилось: «На протяжении 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, которые могут вызывать большие осложнения. Одновременно войскам быть в полной готовности и встретить неожиданный удар немцев».

Оставалось неясным, что означает «встретить». Устно Тимошенко ответил Кузнецову, что стрелять можно. По показаниям заместителя командующего войсками Западного округа генерала Болдина, Тимошенко на рассвете говорил ему по телефону, что товарищ Сталин не позволяет открывать артиллерийский огонь по немцам. Болдин кричал в трубку, что горят города, погибают люди, но слышал от Тимошенко: «Никаких мер не принимать, кроме разведки в глубину территории противника на 60 километров».

Первый удар приняла база флота в Севастополе. Самое удивительное, что Сталин в этот вечер поехал, как будто ничего не произошло, на дачу, и дозвониться к нему адмирал Кузнецов не смог. Он нашел только Маленкова, и тот перепроверил его сообщение, позвонив в Севастополь сам. Когда командующий противовоздушной обороной (ПВО) генерал Воронов докладывал Тимошенко о налетах на города Советского Союза и военные объекты, ему предложили написать сообщение на бумаге, и начальник Главного политуправления Мехлис следил, стоя у Воронова за спиной, чтобы письменный текст совпадал со сказанным устно. Воронова отпустили без каких-либо указаний.

Жуков позвонил по телефону Сталину прямо на дачу только тогда, когда получил звонки из Минска, Киева и – без двадцати четыре – из Риги. Начальник охраны позвал Сталина.

«Я доложил обстановку и просил разрешения начать действия в ответ. И. В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.

– Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И. В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызывал всех членов политбюро». ^[547]

Здесь и было принято то политическое решение о войне, которого так упрямо ищут для подтверждения тезиса об «упущенном шансе Сталина». Однако и это решение было половинчатым и исходило из предположения, что, возможно, все как-то «рассосется».

Сутки 21–22 июня остаются позорными в истории сталинского режима. Но все не сводится к «моменту внезапности» и, в конечном итоге, к личной неспособности Сталина оценить характер и размеры военной опасности. Последующие месяцы войны показали больше, чем слабости диктатора: они продемонстрировали общий низкий уровень командования Красной армией, из-за чего первый период войны был проигран.

Невзирая на то что все мероприятия по мобилизации и стратегическому развертыванию так и не были осуществлены, на всем протяжении границы соотношение сил было в пользу Красной армии. Немцы избрали «северный вариант» и нанесли основные удары не по Украине, где их ожидали, а к северу от Припяти. В центре (немецкая группа «Центр», советский Западный особый военный округ) соотношение сил в дивизиях было равное, но, учитывая неполную мобилизованность Красной армии, немцы в личном составе имели почти двойное преимущество. Тем не менее, в артиллерии соотношениея сил было одинаковое, в танках преимущество Красной армии было почти двойным и в самолетах – 1,2: 1. На решающих участках, где немцы наносили главные удары, они имели численное преимущество в личном составе и в танках в 6–7 раз. На юге же, где планировалось развернуть наступление советских войск на Краков и Кельце, соотношение сил в людях было равным, а в танках в 7 раз, в самолетах в 2,6 раза, в артиллерии в 1,7 раза в пользу Красной армии.

Дорогами Украины

Причины проигрыша откровенно сформулировал Жуков: «Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизированных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группированиями на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов». ^[548]

Есть в этой фразе, правда, некоторая неопределенность. Не ожидали чего – огромного количества немецкой боевой техники или ее массированного сосредоточения? Сталин говорил через несколько месяцев представителю Рузвельта Гопкинсу, что у немцев около 30 тыс. танков. Это была отчасти фантазия человека, оглушенного поражениями, ничего не понявшего, отчасти сознательное преувеличение. Когда Жуков писал мемуары, нужные цифровые данные, без сомнения, он уже знал. И еще одна неопределенность: не ожидали такой концентрации – или не ожидали вообще концентрированных массированных ударов танковых и механизированных войск, способных рассечь оборону на главных, наиболее опасных направлениях и замкнуть кольца окружения?

Суть дела заключалась в том, что командование Красной армии не ожидало такой войны.

Поэтому, когда выяснилось, что это – не «провокация военщины», а настоящая война, ответ командования был бессмысленным и наименее соответствующим обстановке. Нарком обороны вечером 22 июня, около 9 час. 15 мин., дал приказ наступать – всеми силами наброситься на противника, разгромить и отбросить его за пределы советской земли. Еще 26 июня командующий Юго-Западным фронтом Кирпонос просил отменить приказ о наступлении, и ему было отказано.