Кавказская война. В 5 томах. Том 2. Ермоловское время - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 130

Селение было разгромлено. По официальным сведениям, в нем убито восемь человек, в плен попало сто тринадцать душ; домов, благодаря сырой, дождливой погоде, сгорело только десять, но в том числе молитвенный дом, больница и хлебные магазины.

Покончив с селом, черкесы, обремененные добычей, перешли за Малку и, никем не преследуемые, потянулись к Баксанскому ущелью. Ночью они перешли Баксан выше укрепления и, пройдя еще сутки, приблизились ко входу в ущелье Чегемское.

Одна из пленных казачек впоследствии рассказывала, что на пути этого отступления черкесам встретились русские войска. “На другой день после разгрома нашей станицы,– говорила она,– когда партия ночевала в ущелье, мы слышали, как в русском отряде бил барабан, и видели на горах казачьи пикеты. Черкесы, услышав барабан, всполошились, тотчас стали седлать лошадей и погнали нас дальше, на самый конец Баксанского (нужно понимать – Чегемского) ущелья, почти под Шат-гору”.

Действительно, всего вероятнее, что именно при входе в Чегемское ущелье упущен был самый удобный случай наказать хищников и отнять от них добычу,– что как увидим ниже, так возмутило Ермолова. Разграбивши Солдатское и лишь издали преследуемая ничтожным числом казаков, партия шла обремененная добычей и уже измученная, растерявшая своих лошадей. В этом состоянии она нечаянно наткнулась перед Чегемским ущельем на командира Кабардинского полка подполковника Булгакова, который с ротой пехоты и артиллерией шел от Баксанского укрепления на Малку. Черкесы всполошились и бросились в горы. Но Булгаков не почел себя, вероятно, достаточно сильным, чтобы ударить на неприятеля, и без выстрела дозволил ему уйти, несмотря на открытый ропот солдат. Впоследствии он старался объяснить свой поступок боязнью, чтобы черкесы, поставленные в отчаянное положение, не перерезали пленных.

Все эти обстоятельства глубоко возмутили Ермолова. Приехав сам на линию, он обратился к Булгакову с письмом, в котором с беспощадной откровенностью высказал чувства, волновавшие его.

“Мне надо было проехать через всю Кабарду,– писал он ему,– чтобы удостовериться, до какой степени простиралась подлая трусость ваша, когда, догнав шайку, уже утомленную разбоем и обремененную добычей, вы не осмелились напасть на нее. Слышны были голоса наших, просящих о помощи,– но вас заглушала подлая трусость; рвались подчиненные ваши освободить своих соотечественников – но вы удержали их. Из мыслей их нельзя изгнать, что вы или подлый трус, или изменник. И с тем, и с другим титулом нельзя оставаться между людьми, имеющими право гнушаться вами, а потому я прошу успокоить их поспешным отъездом в Россию. Я принял меры, чтобы проезжая село Солдатское, вы не были осрамлены оставшимися жителями. Примите уверение в том почтении, которое только вы заслуживать можете”.

И долго спустя, когда давно уже исчезла резкость первого впечатления, Ермолов не отказался от своего взгляда на это дело. “Трусость подполковника Булгакова,– сказано в его “Записках”,– не допустила наказать хищников, ибо, догнав их в тесном ущелье, обремененных добычей и пленными, имея у себя достаточно сил и пушки, не смел на них ударить. Солдаты явно негодовали за сию робость; я назначил тотчас другого начальника и, вразумительно изъяснившись насчет подлой его трусости, приказал ему подать прошение в отставку”...

Оплошность Булгакова принесла горькие плоды. Хищники, ушедшие в Чегемское ущелье, не ограничились разгромом русской станицы, а произвели еще ряд нападений на мирных кабардинцев по Череку и Баксану. Впоследствии разъяснилось, что с шестого на седьмое октября известный кабардинский беглец князь Хамурзин с сыновьями и большой толпою черкесов – несомненно, частью партии, разорившей Солдатское,– напал на аулы узденей Асланкирова, Казанишева и других, лежавшие по Череку, разграбил их, угнал скот и отнял свою дочь, бывшую замужем за оставшимся здесь князем Камботом Кливчукиным. Партию эту преследовал сам кабардинский валий князь Кучук Джанхотов и отнял почти все награбленное в аулах.

В следующую ночь хищники спустились до Чегему к аулам Мисоста и потребовали от них согласия выселиться за Кубань. Получив отказ, князь Магомет Атажукин провел партию дальше к Баксану – и ряд аулов, не хотевших бросать насиженную землю, запылал, жители насильно уводились в Чегемское ущелье.

На Кабардинской линии поднялась тревога. Из Мечетского укрепления поспешно выступил отряд майора Тарановского, но когда он прибыл на место черкесских разбоев, аулы горели уже кругом, а от Мечеток почти до Кишпека тянулись арбы, уходившие в горы. Тарановский двинулся наперерез бегущим; загремели пушки, завязалась сильная ружейная перестрелка и разгорелся кровавый бой. Большая толпа хищников бросилась на отряд Тарановского в шашки, но была отбита. Тогда поручик Кабардинского полка Каблуков и прапорщики Воропанов и Костин сбили неприятеля с высот, лежавших по обе стороны дороги, и горцы, поставленные под перекрестный огонь, бросились назад, в Чегемское ущелье. Значительная часть бежавших с Баксана аулов была отрезана и забрана хоперцами.

Тарановский остановился на самом месте боя, чтобы дать отряду отдохнуть и разобраться с отбитыми обозами. Между тем к нему подошли казаки из Нальчика, с Баксана и даже от Известного-Брода. Тогда, не теряя времени, он быстро двинулся по следам неприятеля и вновь настиг его уже в самом ущелье. Опять завязался упорный бой – и кончился новым поражением черкесов. Нельзя не отметить, что смелые нападения Тарановского заслуживают полного внимания как по отваге, с которой действовал его небольшой отряд, так и по достигнутым им результатам. Только ничтожная часть бежавших с Баксана кабардинцев, пользуясь суматохой боя, успела пробраться в Чегемское ущелье, громадное же большинство было отбито и возвращено на плоскость. Смелостью же и энергичностью действий можно объяснить и ничтожность потери в русском отряде, лишившемся всего семи человек убитыми и ранеными, но в числе последних, к сожалению, был храбрый хоперский есаул Старжинский, которому горец разрубил и плечо и шею. Черкесы понеcли и серьезную потерю, главным образом в лице своих предводителей: был убит абадзехский кадий и тяжко ранен князь Магомет Атажукин – один из тех кабардинских князей, отважные наезды которых и теперь еще помнят на линии.

Все эти воинственные предприятия черкесов отразились, между прочим, и в рассказе той бывшей в плену казачки, о которой сказано выше. Несмотря на то, что всякое приближение русских войск должно было вынуждать черкесов по возможности удалять пленных и добычу от мест прямых столкновений с ними, она видела и разгромы аулов, и битвы. По словам ее, у Шат-горы (нужно думать, в глубине Чегемского ущелья, так как рассказчица, естественно, не знала географии кавказских гор) черкесы стояли недели две и, не довольствуясь захваченной добычей, оставили при пленных караул, “а сами пустились на мирный кабардинский ли, ногайский ли аул... Там было у них, видно, большое сражение, потому что много они привезли оттуда своих раненых, однако же аул разорили и пригнали много арб с марушками, ребятами и пожитками, пригнали также и стадо овец, которых тотчас поделили и порезали”. Это, вероятно, и был разгром баксановских аулов и битва с Тарановским.

Смелые действия партии, очевидно, были рассчитаны на то, что почти все свободные войска оставались после Вельяминовской осенней экспедиции еще за Кубанью. И Родожицкий с некоторой горечью говорит, что “в то время как мы стояли в своем неприступном окопе на Сагауше, они (черкесы) успели сходить верст за двести взад и вперед, разорили станицу, увели мирный аул и добычей, взятой на линии, вознаградили потерю аулов, которые мы выжгли”.