|
Cтраница 40
Я погибал, Мой злобный гений Торжествовал. Московским полком в то время командовал полковник Любавский, человек добрый и просвещенный, который принял живое участие в судьбе Полежаева. Но это уже запоздало. Полежаев, потерявший последние душевные силы, при недостатке характера и воли, неудержимо стремился вниз по наклонной плоскости. Напрасно говорят, что сослуживцы сторонились от него ввиду его прошлого. Не это прошлое, а настоящее поэта было тому причиной. Белинский недаром говорит, что Полежаев к своей поэтической известности присовокупил другую известность, которая стала проклятьем всей его жизни, причиной ранней утраты таланта и преждевременной смерти. Да он и сам говорит о себе:
И я жил – но в жил На погибель свою... Буйной жизнью убил Я надежду мою... Не расцвел – и отцвел В утре пасмурных дней; Что любил, в том нашел Гибель жизни своей. Все это не могло не отражаться и на его произведениях. Особенность его поэзии состоит в том, что она почти всегда была тесно связана с его жизнью, а жизнь его представляла грустное зрелище талантливой натуры, подавленной дикой необузданностью страстей. Лучшие его произведения были не что иное, как поэтическая исповедь его безумной судорожной жизни. Можно удивляться только, как в светлые минуты душевного умиления Полежаев еще обретал в себе столько тихого и глубокого вдохновения, чтобы так прекрасно выразить одно из величайших преданий евангелия, “Грешница”, или написать “Песнь пленного ирокеза” и тому подобное.
В марте 1829 года, то есть на третий год солдатской службы Полежаева, четырнадцатая дивизия, в состав которой входил Московский полк, отправлена была на усиление Кавказского корпуса, по случаю турецкой войны, и таким образом Полежаев вместе с полком попал на Кавказ. В военных действиях ему, однако, не пришлось участвовать; только вторая и третья бригады посланы были в Грузию, а полки Московский и Бутырский расположились на правом фланге для обороны Кубанской линии. Полежаеву пришлось стоять в Александрии, между Пятигорском и Ставрополем, в местности, недавно служившей ареной кровавой деятельности Джембулата. Дымилась еще сожженная им Незлобная, лежали в развалинах казацкие хутора, – но туча уже пронеслась, и по Кубани царствовало сравнительное спокойствие. Вот как рисует перед нами картину этого затишья сам Полежаев:
Молчаньем мрачным и печальным Окрестность битв обложена, И будто миром погребальным Убита бранная страна. Бывало, бодрый и безмолвный Казак на пагубные волны Вперяет взор сторожевой: Нередко их знакомый ропот Таил коней татарских топот Перед тревогой боевой. И вот толпой ожесточенной Врывались злобные враги В шатры защиты изумленной — И обагряли глубь реки Горячей кровью казаки. Но миновало время брани, Смирился дерзостный джигит, И редко, редко по Кубани Свинец убийственный свистит. Эрпилинский поход 1830 года был, таким образом, первым военным походом, в котором пришлось участвовать Полежаеву. Характер его в это время начал было во многом уже изменяться к лучшему, но безвыходное горе по-прежнему не покидало поэта. При этом и красоты степных безлесных пространств Северного Кавказа, вообще вдохновлявшего наших поэтов, далеко не привлекательны, почему и не восторгали собой Полежаева и не пробуждали в нем воображения, слишком охлаждаемого прозой жизни. Плодом похода его в Дагестан явилась, однако, поэма “Эрпели”; но литературное достоинство ее не велико: все произведение растянуто, стих местами вял, картины слабы, хотя и стенографически верны. Вот как, например, рисует Полежаев выступление из Грозной и личность начальника отряда, барона Розена, одного из славных участников войны 1812 года.
Едва под Грозною возник Эфирный город из палаток, И раздался приветный крик Учтивых егерских солдаток: “Вот булки, булки, господа!” И чистя ружья на просторе, Богатыри, забывши горе, К ним набежали, как вода; Едва иные на форштадте Найти успели земляков, И за беседою о свате Иль о семействе кумовьев, В сердечном русском восхищеньи И обоюдном поздравленьи Вкусили счастия сполна За квартой красного вина; Как вдруг, о, тягостная служба! Приказ по лагерю идет Сейчас готовиться в поход... .............................................. Внезапно ожили солдаты Везде твердят: “В поход, в поход!” Готовы, “Здравствуйте ребята!” – “Желаем здравия!” – И вот — Перед войсками является Розен: Его сребристые седины Приятны старым усачам: Они являют их глазам Давно минувшие картины, Глубоко памятные дни! Так прежде видели они Багратионов пред полками, Когда, готовя смерть и гром, Они под русскими орлами Шли защищать Романов дом, Возвысить блеск своей отчизны, Или к бессмертью на пути Могилу славную найти. Далее поэт рисует картины самого похода:
За переходом переход: Степьми, аулами, горами Московцы дружными рядами Идут послушно без забот. Куда? Зачем? В огонь иль в воду? Им все равно: они идут, В ладьях по Тереку плывут, По быстрой Сунже ищут броду; Разносит ветер вдоль реки С толпами ратных челноки; Бросает Сунжа вверх ногами Героев с храбрыми сердцами, Их мочит дождь, их сушит пыль... Идут ................ Уже тарутинцы успели Подробно нашим рассказать, При том прибавить и прилгать, Как в Турции они терпели От пуль и ядер, и чумы, Как воевали под Аджаром, И, быль украшенная с жаром, Пленяли пылкие умы. Всегда лежавшие на печке
[12], Мы в разговоре деловом, Прошедши вброд еще две речки, К Внезапной крепости тишком Пришли внезапно вечерком. ................................ Когда из Грозной Пошли мы, грешные, в поход, То и не думали, не знали, Куда судьба нас заведет. Иные с клятвой утверждали, Что мы идем на смертный бой В аул чеченский не мирной. Другие ............... Шептали всем, понизя тон, Что наш второй батальон Был за Андреевой нещадно Толпою горцев окружен. Все пели складно, да не ладно... ................................................. Теперь, к Внезапной подходя, Засуетились все безбожно, “Да где ж второй наш батальон, Ведь говорят в осаде он?” – “Э, вздор, налгали об осаде; Он здесь с бутырцами стоит; Смотрите, ежели в параде Он нас принять не поспешит”. “Да если здесь, то верно выйдет”. Идет наш первый батальон — И что же? Только место видит Где был второй .......... ........... Но спать пора. Как раз раскинули палатки, И разрешение загадки Все отложили до утра. Наутро узнали, что второй батальон в отряде Скалона и Бутырский полк с Дуровым давно уже ушли в Дагестан, и, в ожидании кровавой развязки, поднятой койсубулинцами смуты, стоят под Эрпели. Обещая передать читателям весь ход тогдашних событий, Полежаев говорит:
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|