Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века - читать онлайн книгу. Автор: Роман Почекаев cтр.№ 56

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века | Автор книги - Роман Почекаев

Cтраница 56
читать онлайн книги бесплатно

Согласно официальной версии, в 1635 г. Эчжэ, сын Лигдан-хана, последнего верховного правителя Монголии из рода Чингис-хана, сдался маньчжурскому правителю Абахаю, передав ему отцовскую яшмовую печать (ту самую, которую Тогон-тайши некогда предлагал императору Мин). Обладание этой печатью делало маньчжурского монарха законным претендентом на трон как по монгольской, так и по китайской традиции: «мандат Неба» на управление монголами перешел от Чингисидов к маньчжурскому правящему роду Айсинь Гиоро и лично к Абахаю, который годом позже, в 1636 г., и был торжественно коронован как новый верховный хан монголов, «Богдо-хан» [Базарова, 2006, с. 258–260; Горохова, 1980, с. 9; Кычанов, 1986, с. 69–71; Godwin, 1967, р. 92]. [122] Так Южная Монголия признала власть «хана» Абахая. А когда в 1691 г. китайский сюзеренитет признали и северные монголы (Халха), третьему цинскому императору Канг-си было уже гораздо проще предстать в роли их легитимного правителя, имея основание в виде прецедента, созданного его дедом [Цааджин бичиг, 1998, с. 8; Soni, 2007, р. 156].

Уже позднее в монгольской историографии стали пытаться найти и дополнительные обоснования для оправдания подчинения монголов (в том числе и Чингисидов) чужеземному монарху. Например, делались попытки вывести родословную маньчжурских императоров от Елюя Чу-цая, советника Чингис-хана, именовавшегося в монгольской историографии Чу-Мэргэн-нойоном [Каполнаш, 2011, т. 283–284]. [123] Создателей этой легенды не смущал тот факт, что Елюй Чуцай был киданем и не имел к маньчжурам никакого отношения: они «записали» его в «чжурчжиты», т. е. чжурчжени, предводители которых основали династию Цзинь и правили Китаем в 1125–1234 гг. [Лубсан Данзан, 1973, с. 336 (примеч. 4); Цендина, 2007, с. 213]. Надо сказать, что маньчжурский правящий род и в самом деле претендовал на родство с чжурчженями: не случайно Нурхаци, основатель маньчжурского государства, первоначально назвал свою династию Поздней Цзинь [Кузнецов, 1985, с. 121–123; Кычанов, 2010, с. 251]. Также дополнительным фактором легитимации власти маньчжурских императоров в Монголии стало, как ни странно, их покровительство буддизму – именно религиозная общность побудила монгольских князей и буддийских иерархов в 1691 г. признать зависимость от Китая, а не от России [Пан, 2006, с. 78–79; Успенский, 2011, с. 178–179; Godwin, 1967, р. 128–135]. При этом практически не поднимался вопрос о легитимации власти императоров Цин в Монголии путем породнения с Чингисидами, хотя сам Абахай, согласно официальной монгольской историографии, женился на двух вдовах Лигдан-хана, а его потомки на протяжении многих поколений роднились с наиболее влиятельными монгольскими ханами и князьями [Успенский, 2013; Цендина, 2007, с. 202; Godwin, 1967, р. 135–139].

Однако эти версии не получили серьезного распространения, тогда как версия о преемстве маньчжурскими императорами «мандата Неба» вместе с яшмовой печатью Чингисидов оказалась востребованной не только монголами, но и самими маньчжурами. Впоследствии, при создании официальной историографии империи Цин этот фактор легитимации также учитывался, в результате чего маньчжуры представали в глазах потомков как преемники не только непосредственно предшествовавшей им империи Мин, но и прежних династий, в том числе Юань [Пан, 2006, с. 164–165].

В монгольской исторической традиции все маньчжурские императоры носили особые монгольские имена-титулы: Нурхаци – Тэнгээс-Дзаягату, Абахай – Ундур-Богдо (затем – Дэгэду-Эрдэмту), Шуньчжи – Эер-Дзасагчи, Канг-си – Энхэ-Амугулан и т. д. [Джамбадорджи, 2005, с. 108–116]. [124]

§ 3. Чингисиды – узурпаторы в глазах иностранных сюзеренов

По мере укрепления власти иностранных государств над тюрко-монгольскими государствами воля сюзерена все чаще становилась фактически единственным средством легитимации власти. Теперь узурпаторами могли быть признаны правители, возведенные на трон в соответствии с чингисидскими обычаями и с одобрения подданных, но без согласования с сюзеренами.

Отсутствие согласия сюзерена на воцарение как повод для обвинения в узурпации. Подобные политико-правовые казусы, как правило, возникали вскоре после признания соответствующим государством или регионом зависимости от иностранного сюзерена или же после прямого включения соответствующей территории в состав иностранного государства.

После признания Крымским ханством вассалитета от Османской империи еще в последней четверти XV в. установился такой порядок вступления хана на трон, при котором сначала османский султан назначал крымского монарха своим специальным фирманом-указом, а лишь затем осуществлялась официальная церемония его «избрания» и коронации в Крыму. И хотя в ряде случаев – особенно на раннем этапе османского сюзеренитета над Крымом – этот порядок представлял собой простую формальность, [125] Османы порой достаточно болезненно реагировали на нарушение своей прерогативы и отдавали приказ жестоко расправляться с ханами, посмевшими «избраться» без санкции своего сюзерена. В 1523 г. после неожиданной гибели Мухаммад-Гирея I на трон Крымского ханства вступил его сын Гази-Гирей I, избранный, как положено, собранием крымской знати. Султан Сулейман I Великолепный тут же издал фирман о незаконности его избрания и назначении ханом Крыма Саадат-Гирея I (брата Мухаммад-Гирея), который по приезде в Крым немедленно приказал казнить племянника как мятежника и узурпатора [Смирнов, 2005а, с. 301; Халим Гирай, 2004, с. 26] (см. также: [Гайворонский, 2007, с. 153–157]). Та же судьба постигла еще одного хана, избранного и возведенного на трон до получения официального одобрения османского султана – Токтамыш-Гирея. В 1608 г., после смерти своего отца, знаменитого Гази-Гирея II он был избран его преемником и поднят на белом войлоке в соответствии с тюркской кочевой традицией, причем, по некоторым сведениям, это было сделано даже на основании предварительной договоренности его отца с османскими властями. Однако султан не признал воцарения сына и продолжателя традиций довольно независимого Гази-Гирея и предпочел ему его дядю – Саламат-Гирея, который до этого много лет протомился в османской тюрьме. Объявленный незаконным правителем Токтамыш-Гирей лишился поддержки крымской аристократии, был свергнут и убит [Смирнов, 2005а, с. 346–349; Халим Гирай, 2004, с. 51–52] (см. также: [Гайворонский, 2009, с. 23–27]). Неудивительно, что правление Гази-Гирея и Токтамыш-Гирея даже не нашло отражения в большинстве произведений официальной крымской историографии [Зайцев, 2009, с. 195, 198]. Таким образом, утверждение крымского хана с середины XVI в. превратилось из простой формальности в юридически значимый акт, и те ханы дома Гиреев, которые по-прежнему не стремились немедленно после формального избрания на курултае получить подтверждение своих прав на трон от сюзерена, могли быть обвинены в мятеже против него [Беннигсен, Лемерсье-Келькеже, 2009, с. 222–223].

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию