Красный флаг. История коммунизма - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Пристланд cтр.№ 166

Хайек и его последователи утверждали, что частные банкиры, не подчинявшиеся государственному контролю, идеально подходили на роль распределителей капиталовложений и, разумеется, действовали эффективнее и профессиональнее партийных бюрократов. С целью получить более высокий доход банкиры будут вкладывать деньги в наиболее перспективные проекты по всему миру, поощряя инновационное производство и тяжелый труд и обходя стороной глупых и ленивых. Однако первые шаги новых управляющих мировым капиталом должны были восприниматься как предупреждение о том, что банкиры Уолл-стрит могли действовать так же легкомысленно, как разработчики Госплана: банкиры стремились разбогатеть в предельно короткие сроки, поэтому, не прельщая себя длительной перспективой успеха, они вкладывали деньги в разваливающуюся, испорченную планом экономику просоветской Восточной Европы.

Правительства западных государств стимулировали развитие банковской системы. Они хотели, чтобы их собственные отрасли, переживающие производственный спад, экспортировали товары в Восточную Европу. В свою очередь, коммунистические лидеры поступились идеологическими принципами и с удовольствием принимали наличные. Это давало им возможность направлять финансовые средства на повышение уровня жизни недовольного режимом населения и удовлетворять дикий аппетит государств, стремившихся выгодно вложить капитал. Внутренние ресурсы истощились, теперь источники капитала требовалось искать в других странах. Одним из самых ненасытных государств была Польша. На кредиты Герек строил сталелитейные и автомобильные заводы, выпускавшие машины под западными марками (например, польский «Фиат»), которые Герек надеялся продавать в страны советского блока. К 1975 году инвестиции в ГДР составляли 29%, во многом из-за неспособности партии контролировать потребности промышленности в иностранном капитале . Чаушеску также планировал грандиозные проекты, разработанные прихлебателями-экономистами и его собственными детьми. Он брал в долг в надежде создать современную (хотя все еще плановую) экономику и поставлять нефтепродукты на западные рынки. Как заметил один эксперт, цели Адама Смита достигались средствами Иосифа Сталина. Как и югославы, румыны при всей недееспособности экономической системы стремились конкурировать с другими странами на мировом рынке. К концу десятилетия почти весь коммунистический мир (Восточная Германия, Северная Корея, Куба и коммунистическая Африка) стал должником западных банков, как и большая часть некоммунистических развивающихся стран. Долги Восточной Европы были особенно велики. В период с 1974 по 1979 год польский долг вырос в три раза, венгерский — в два. В 1980-х годах эти долги стали причиной серьезного кризиса, а до этого времени были направлены на поддержание патерналистского социализма зрелых коммунистических режимов.

К концу 1960-х годов стало ясно, что коммунизм больше не служил радикальной преобразовательной силой, по крайней мере в Европе. Ряд коммунистов и обычных граждан многих государств все еще сохраняли уверенность в том, что их система лучше капитализма, но они больше не ждали от нее выстраивания равноправных общественных отношений или создания новой динамичной экономики, способной конкурировать с капитализмом. Как достижение равенства радикальными методами, так и переход к динамичной экономике было очень трудно согласовать с партийными принципами диктата и командной экономикой. Следовательно, ставились более реальные цели: коммунизм должен был сохранить стабильность, экономическое благополучие и социальную справедливость. Подобные тенденции можно проследить на примере Китая. Хотя Китай оставался более эгалитарной системой, чем весь советский блок, до смерти Мао в 1976 году, уже в 1968 году Мао начал понимать, что радикализм Культурной революции нерационален. Когда руководство отказалось от прежнего радикализма, Китай начал двигаться к собственной форме социалистического патернализма. Во многих уголках коммунистического мира система обрела относительное равновесие. Это произошло там, где руководство коммунистических режимов научилось жить в мире и согласии с большинством населения.

Осенью 1968 года венгерским социологам Агнеш Хорват и Арпаду Саколчаи, враждебно относившимся к правящим коммунистам, дали разрешение на осуществление проекта, который многие считали невозможным: независимый научный анализ личности партийных чиновников Будапешта, стиля их работы, их ценностей, составление их психологического портрета . Но одержимость конспирацией, присущая коммунистам, привела к тому, что исследование завершилось еще до того, как началось. Коммунисты тревожно спрашивали: как же можно доверять беспартийным изучать и судить их партийных товарищей? В конце концов маленькая возможность реализации такого проекта все же появилась: либерализация достигла того момента, когда партия даже стремилась услышать внешнюю критику, а после этого момента конец партийной монополии стал бы делом нескольких месяцев. Тем не менее осмотрительная исследовательница Хорват и ее коллега Саколчаи передали результаты предварительного исследования на хранение нескольким венгерским академикам, опасаясь их конфискации и ликвидации.

Результаты исследования их очень удивили. Когда группе партийных «инструкторов» (средних и низших партийных чиновников, занятых на работе полный рабочий день) задали вопрос «Что вам особенно помогло стать политиком?», ответы в основном были похожи. Один чиновник ответил: «Я в любой сфере очень легко схожусь с людьми и завожу связи. Мне нравится решать проблемы людей»; другой дал следующий ответ: «Я думал, что эта работа будет временной службой. Я чувствовал, что легко иду с людьми на контакт. Я умею сопереживать» (курсив автора. — Прим. ред.). Разумеется, эти ответы нельзя рассматривать буквально и изолированно, они тесно связаны с результатами опроса о личности и ценностях каждого чиновника. Исследователи ожидали, что чиновники будут обладать качествами типичных политических лидеров: решительные, независимые и осторожно рациональные люди, решающие чужие проблемы. Вместо этого они воспринимали себя гибкими, эмоциональными, сочувствующими другим людям. Кроме того, когда их спрашивали о ценностях, они были склонны больше, чем другие образованные люди, ценить индивидуальную ответственность, трудолюбие, терпимость и творческое мышление. С другой стороны, они в меньшей степени, чем другие люди, были склонны рассматривать правила и ограничения (как внутренние, например самоконтроль и честность, так и внешние — подчинение, вежливость) как добродетель.

По данным исследования, венгерские политические инструкторы выглядят скорее как группа социальных работников или психотерапевтов, а не как старые коммунисты в кожаных куртках. Тем не менее эти результаты не являются сенсационными, если учесть то, как радикально изменились коммунистические режимы советского блока с начала 1950^_х годов (в Китае — с середины 1970-х). В отличие от более технократических государственных организаций, партия всегда высоко ценила эмоциональные навыки, способность наладить контакт с «массами». Эти качества были очень необходимы тем, кто стремился убедить в чем-то людей или мобилизовать население. Теперь, когда героическая эпоха осталась в прошлом, партия все чаще стала видеть своей задачей заботу о благополучии граждан, хотя при этом она сохраняла особый взгляд на благополучие: моралистический, патерналистский, эгалитарный в экономическом плане и консервативный в социальном. Ценности, перечисленные венгерскими чиновниками, были очень полезны организации такого типа.