— Трофеев под Горным Дубняком вообще много?
— Много. О том уже в штаб армии мною доложено. Одних ружейных патронов насобирали в ящиках и россыпью сотни тысяч.
— Иосиф Владимирович, ещё раз тебя поздравляю со знатной победой. Ты все трофейные патроны у себя не оставляй в отряде-то. Поделись, будь добр, с нашим осадным войском.
— Будет исполнено, ваше высочество. Да у меня и обозных фур не хватит тащить всё это за собой к Софии.
В штабе Дунайской армии понимали, что султан Абдул-Гамид не мог оставить окружённую теперь со всех сторон армию Осман-паши без всяких надежд на помощь. Действительно, скоро разведка донесла: в Орхание начинают стягиваться многочисленные турецкие войска, численность которых доходит до 25 тысяч человек. Намерение противной стороны становилось ясным: замышлялась операция по деблокаде Плевенского гарнизона. В случае её успеха численность армии Осман-паши сразу увеличивалась в два раза.
Николай Николаевич-Старший вызвал к себе из Горного Дубняка генерала Гурко. Вместе с начальником армейского штаба генерал-адъютантом Непокойчицким они долго обсуждали все «за» и «против» удара по Орхание:
— После потери Дубняков и Телиша у турок на Софийском шоссе из сильных укреплений остались только Орхание и Араб-Конак. Последний сейчас не важен, а вот Орхание меня заботит. Что там сейчас, Артур Адамович?
— Там целый корпус собрался. Правда, регулярных батальонов мало, всё больше ополчение.
— Цели турок ясны?
— Вне всяких сомнений, ваше высочество. Деблокация Плевны.
— Иосиф Владимирович, вам отсюда и задача. Выдвинуться ещё дальше по Софийскому шоссе и взять Орхание.
— А Араб-Конак, ваше высочество?
— Его пока можно не брать, а там видно будет. Учтите, что задача состоит не только в разгроме объявившегося в Орхание турецкого корпуса, а ещё и в прокладке для нашей армии пути в Забалканье.
— Значит, мы будем туда наступать не только через Шипку?
— Я уже доложил государю о том, что после взятия Плевны мы пойдём за Балканы двумя маршрутами...
Гвардейский отряд Гурко двинулся вперёд на Орхание. Для неприятельского командования это не стало секретом. Сразу встал вопрос: защищать Орхание от русских или оставить его без боя? В пользу последнего решения говорило «качество» собранных здесь султанских войск и слабость артиллерии.
Турки ушли из Орхание и заняли позицию у Араб-Конака, где ими заблаговременно были построены достаточно сильные укрепления. Полки Гурко дошли до этого рубежа на Софийском шоссе и там прекратили наступление. Поставленная главнокомандующим задача была выполнена без боя и почти без потерь. Теперь осадное кольцо вокруг Плевенской крепости стало ещё прочнее: Осман-паша ощутил это сразу, лишившись извне всякой информации, не говоря о большем.
...Однажды главнокомандующему доложили, что от отряда генерала Гурко в армейскую штаб-квартиру доставили партию пленных в 750 человек, воевавших в составе 5-го неприятельского корпуса. Николай Николаевич вызвал своего драгомана — переводчика Николая Дмитриевича Макеева, знавшего турецкий и арабский языки, и приказал привести из этой партии пленных офицеров.
Опрос шёл обычный: из каких воинских частей, сколько времени воюют, когда последний раз получали от султана денежное содержание, чем кормят там и здесь, в плену.
Большинство турецких офицеров отмалчивались. Разговор великого князя шёл в основном с двумя: артиллеристом из арабского Адена и пожилым, преисполненным личного достоинства пехотным капитаном из малоазиатского (сирийского) города Триполи:
— Откуда пришли на войну в Болгарию?
— Из Константинополя.
— Долго стояли в султанской столице?
— Всего три дня. Затем нас отправили по железной дороге в Адрианополь и дальше. Корпусной паша сильно торопил.
— Где попали в плен?
— У Казанлыка.
— Как в вашей армии с жалованьем?
— Его мы давно уже не получали.
— Когда вас в плен взяли, были ли вы сыты?
— Мы были голодны. Чем можно кормиться в горных деревушках, если они брошены жителями?
— Чем вас кормили последнее время в армии султана?
— Больше галетами, по-вашему — сухарями. Рис давали раз в неделю, по пятницам.
— А мясо давали?
— Мясо надо было найти у местных болгар.
Великий князь, выслушав переводчика, сказал ему:
— Спроси, знают ли эти офицеры про моего старого знакомого Акиф-пашу?
Драгоман перевёл вопрос командующего, на что получил утвердительный ответ:
— Знаем Акиф-пашу. Он остался в Бейруте, не желая ехать на войну в Болгарии.
— Почему он не пожелал поехать на войну?
— Акиф-паша уговорил султана не посылать его воевать против брата русского царя.
— Как же он уговорил султана?
— Акиф-паша сказал султану: сумасшествие драться с братом русского царя, потому что он всё равно будет победителем.
— Почему вы зверствуете над ранеными? Разве ваша вера вам это приказывает?
Пленные опустили глаза в землю. На эти вопросы отвечать никто из них не решился.
Николай Николаевич приказал переводчику допросить муллу, который оказался в группе пленных офицеров. Он отличался от остальных тем, что его военный мундир был отделан серебряным галуном на воротнике. Мулла также носил ещё широкую длинную безрукавку и чалму.
— Как вы учите своих солдат относиться к пленным?
— Коран приказывает быть милостивым с пленными и ранеными. Если это не исполняют, так оттого, что не читают Корана.
— Зачем же тогда так уродуют раненых?
— Всякие есть люди. Мы, муллы, говорим, чтобы этого не делали.
— Откуда вы попали в султанскую армию?
— Я сам из города Тырново. Но уже три года служу при батальоне войск султана.
— Ладно, хватит с ними беседовать, — сказал великий князь переводчику. — Скажи им, пусть идут отдыхать. И скажи, что война для них закончилась...
К слову сказать, главнокомандующий Дунайской армии был очень благодарен союзникам. Румыны с явным удовольствием взяли на себя все заботы о конвоировании пленных турок к берегам Дуная и переправе их на ту сторону. То есть турки в обязательном порядке «выводились» с болгарской территории. В новых местах им всегда находилась работа. Тем самым русская армия избавлялась от необходимости выделения конвойных команд и обеспечения тысяч военнопленных провиантом.
* * *
Осадная жизнь под Плевной порой удивляла великого князя нелепостями своего бытия. Однажды Николай Николаевич после заслушивания доклада дежурного адъютанта полковника Газемкампфа задал ему такой вопрос: