Сам «Освободитель» выступал за «гуманистический социализм». Он писал: «Всякая разумная и честная политика есть реализация и укрепление принципов гуманизма. Политику, как и все, что мы делаем, следует подчинять этическим принципам. Политику, как и всю жизнь человека и общества, я не могу понимать иначе как sub specie aeternitatis
[428]». Масарик считал, что весь чешский, а точнее, «чехословацкий» народ социально однороден, так как все эксплуататоры в Чехословакии – это немцы и венгры. Среди чехов же никаких распрей и классовой борьбы быть не может.
Антимарксистские труды Масарика были переведены на русский язык еще до 1917 года. Троцкий отмечал, что Масарик провозгласил марксизм «мертвым» и хочет несколько социализировать обычный буржуазный либерализм с его приматом интересов личности над интересами общества: «По Масарику, марксизм уже давно преодолен теоретически: «es ist eine ausgemachte Sache» («это дело решенное»), – говорит он. Но чем же тогда объясняется тот факт, что влияние марксизма не падает, а возрастает? Это было бы совершенно непонятно, – отвечает на это Масарик, – если бы марксизм не был в то же время научной формулой социалистической политики. Другими словами: теоретически несостоятельное здание марксизма держится на практических потребностях рабочего движения. Но тот же Масарик не устает повторять, что марксизм преодолен не только теоретически, но и практически. На чем же он в таком случае держится? Почему растет, а не падает? На этот вопрос мы тщетно стали бы искать у Масарика ответа»
[429].
Наследниками идей Масарика считали себя его преемник на посту президента Бенеш и национальные социалисты. Готвальд писал по этому поводу: «Сила буржуазии заключается кроме полицейских дубинок в том, что она всегда выдавала себя за представителя всей нации, что свои классовые интересы осуществляла именем всей нации, а нас во многих случаях сумела поставить вне нации и изображать как агентов чужого государства (СССР – Прим. автора.)»
[430].
Бенеш считал марксизм (особенно диалектический материализм) слишком материалистической позитивистской идеологией, отрицающей вечные духовные истины и, в частности, религию. «…Демократия же… в своей основе спиритуалистическая. Пусть даже полностью сознательные и теоретически образованные демократы в философии и метафизике, в конце концов, принимают идеализм, дуализм или пантеизм – это всегда означает, что они ищут… некий синтез между духовными и материальными явлениями, не желая отдавать первенство в жизни человека материальным и экономическим явлениям, и, в отличие от марксизма, они приходят к божественной концепции жизни, к признанию некой абсолютной формы, то есть Бога… Коммунизм, вытекающий из философии материализма, является в своих основных тезисах о государстве антииндивидуалистическим. Основной идеей и основным сознанием каждого индивида, с его точки зрения, должны быть только сознание общественного и государственного коллектива, но ни в коем случае не сознание индивидуальное… Философская и социологическая основа демократии, проистекающая из философии спиритуализма, напротив, индивидуалистическая… В этих основных точках зрения обе системы расходятся диаметрально. Теоретическое примирение здесь невозможно…»
[431]
Бенеш после 1945 года пользовался практически таким же авторитетом в Чехии (но не в Словакии), что и Масарик, и коммунистам приходилось воздерживаться от публичной критики президента.
Однако и сам Бенеш в годы войны осознал, что время абстрактной либеральной и индивидуалистической демократиии прошло. Поэтому он считал возможной конвергенцию советского социализма и парламентской демократии и, таким образом, выступал ничуть не менее значительным теоретиком народной демократии, чем Сталин. Президент ЧСР писал, что и советская (то есть социалистическая), и парламентская система имеют много общих духовных приципов. Обе «признают равенство людей и народов являются универсальными, гуманистическими, интернациональными и пацифистскими… рациональными и интеллектуальными. Общее и равное благо всех людей и всех народов – для них мерило всей социальной и общественной морали»
[432].
Бенеш признавал, что советские принципы экономической жизни – обобществление средств производства и научное планирование экономики – стали в мире популярным явлением. При этом коммунисты, как подчеркивал Бенеш, не против личной собственности, и на этой почве возможно их примирение с либеральной демократией.
Бенеш ставил принципиальный вопрос: «Возможно ли сосуществование и сотрудничество между советской социалистической системой и новой перестроенной демократией, которая уже приняла в целом принцип обобществления средств производства и частной прибыли и которая бы в своей практической политике… смело, и при этом разумно и эволюционно это осуществляла? Да или нет? Снова отвечаю: да. Прежде всего, это означает, что экономическая система классического либерализма и капитализма считается изжитой и демократическими странами – в этом демократия этого типа сходится с советским социализмом. Демократии этого типа
[433], принимающие… как принцип своей экономической политики принцип постепенного обобществления средств производства и частной прибыли, находятся на пути дальнейшего развития, который может вести их очень далеко к строительству бесклассового общества, где – с некоторыми исключениями, главным образом количественного типа – средства производства и частная прибыль уже не принадлежали бы отдельным личностям и где капиталистическая «свободная игра экономических сил» в производстве и распределении… была бы заменена научным хозяйственным планированием (регулирование и стабилизация цен и заработной платы!), которые являются одной из основных составных частей каждой социалистической системы. Этот путь и правда открыт»
[434].
Таким образом, Бенеш сильно отошел от идейных либеральных концепций Масарика и фактически, так же как и КПЧ, выступал за построение социализма. Бенеш лишь полагал, что идти к социализму надо постепенно и демократическим образом, без быстрой насильственной революции (хотя он, явно намекая на СССР, признавал, что некоторым народам без этих революций было не обойтись) – и в этом с ним был полностью солидарен Сталин
[435].