Ненависть Гитлера к чехам простиралась так далеко, что в 1939 году он заявил, что не может себе представить выступление чешских спортсменов в составе команды Германии на зимних олимпийских играх, которые должны были состояться в 1940-м.
Неслучайно Франк, знавший отношение фюрера к чехам, решил пожаловаться на мягкотелого фон Нейрата в расчете получить его должность.
Гитлер действительно принял решение отозвать «по состоянию здоровья» протектора фон Нейрата, которого он после доклада Франка счел слишком либеральным. Но надежды Франка – судетского немца, бывшего книготорговца, не только служившего заместителем фон Нейрата, но и возглавлявшего СС и СД в протекторате, – не оправдались. На совещании у Гитлера 21 и 22 сентября 1941 года исполняющим обязанности протектора был назначен еще более непримиримый и безжалостный человек – Райнхард Гейдрих, обергруппенфюрер СС и генерал полиции, шеф РСХА (Главное управление имперской безопасности) и тем самым всего репрессивного аппарата гитлеровской Германии. Задачей Гейдриха было немедленно и жестоко подавить протесты в протекторате и обеспечить нормальное функционирование оборонной промышленности и транспорта. Кроме того, он должен был «окончательно решить» в протекторате «еврейский вопрос». Уехав в Прагу, Гейдрих сохранил пост руководителя РСХА.
Гейдрих вполне разделял взгляды своего непосредственного начальника Гиммлера на судьбу славян: «Что станет с каким-то русским или чехом – это меня совершенно не интересует… Живут ли эти нации в благополучии или умирают от голода – это меня интересует только до тех пор, пока они нужны нам, нашей культуре как рабы. Если погибнут от истощения десять тысяч русских женщин, роющих противотанковые рвы, это меня будет интересовать лишь с одной точки зрения, готов ли этот ров»
[118].
Гейдрих и раньше занимался делами протектората. Например, в начале 1941 года после захвата подпольной радиостанции ЦК КПЧ он приказал наладить с Москвой радиоигру. Гестапо не знало ключа к шифру и сначала решило отослать найденные и уже зашифрованные восемь радиограмм.
Не сомневаясь, что сопротивлением в протекторате руководят коммунисты, Гейдрих охарактеризовал ситуацию в Чехии и Моравии на момент своего вступления в должность исполняющего обязанности имперского протектора так: «За последние недели мы отмечаем развитие ситуации, которое характеризуется саботажем, деятельностью террористических групп, уничтожением урожая, медленной работой, что абсолютно ясно организуется большой организацией Сопротивления. В последнее время обстановка достигла такого накала, что можно говорить о непосредственной угрозе целостности рейха»
[119].
Гейдрих прибыл в резиденцию протектора (Пражский Град) в воскресенье 28 сентября 1941 года и в тот же день объявил в протекторате чрезвычайное положение с 12:00: «Все действия, ведущие к нарушению общественного порядка, хозяйственной жизни или мирного труда, так же как недозволенное хранение огнестрельного оружия, боеприпасов или взрывчатых веществ, будут караться по законам военного времени. Это относится также к скоплению народа и всякого рода сборищам в закрытых помещениях или на улицах. Решения военно-полевых судов обжалованию не подлежат. Смертные приговоры приводятся в исполнение немедленно, через расстрел или повешение».
В истории чешского народа начался самый мрачный период массовых репрессий, который назвали «гейдрихиадой».
Казни видных представителей чешской общественности с целью устрашения населения начались уже 27 сентября. В этот день погибли бывшие генералы Йозеф Били и Гуго Войта. Били входил в руководство «Защиты нации» и был арестован еще в ноябре 1940 года. Он отказался надеть на глаза повязку и крикнул расстрельной команде: «Ну, стреляйте же, немецкие псы!»
В первый же день пребывания в должности Гейдрих дал указание арестовать главу правительства протектората Алоиса Элиаша по обвинению в государственной измене. Еще раньше, летом 1940 года, был арестован мэр Праги Отокар Клапка (родился в 1891 году, юрист, учился в Праге и Сорбонне). Он был сторонником консервативной и авторитарной системы власти, отчего нацисты и сделали его главой пражского самоуправления. Клапка, как и Элиаш, поддерживал связи с подпольной организацией «Защита нации».
Гестапо знало о связи Элиаша с Бенешем и уже в июле 1941 года подготовило на сей счет обвинительное заключение. При допросах Элиаша не били, он дал частично признательные показания и суд уже 1 октября 1941 года приговорил его к смертной казни. Президент протектората Гаха через Гейдриха попросил Гитлера о помиловании Элиаша. Гитлер в помиловании отказал, но исполнение приговора отложил.
Режим содержания Элиаша в тюрьме гестапо Панкрац был льготным: неплохое питание, длительные прогулки, разрешение на посещение жены. Через чешского стражника Элиаш мог переправлять на волю сообщения. Элиаш был своего рода заложником в руках немцев и залогом лояльности властей протектората.
Клапка был осужден на специальном заседании Немецкого народного трибунала, которое в виде исключения проходило в Праге 2 октября 1941 года. Через несколько часов заседания Клапка был «за поддержку противника и подготовку государственной измены» приговорен к смертной казни и 4 октября расстрелян командой СС.
После ареста Элиаша Бенеш тайно предложил Гахе в знак протеста подать в отставку с поста президента протектората, но тот никак не отреагировал. Было созвано заседание правительства протектората, на котором половина членов выступила за коллективную отставку, а другая половина хотела оставаться на своих местах. Гаха встретился с Гейдрихом и после этой беседы принял решение продолжать исполнение своих обязанностей, несмотря на репрессии против своего же народа.
Лондонское радио эмигрантского правительства Бенеша после этого впервые публично назвало его предателем.
В ответ в ноябре 1941 года Гаха заявил по радио: «Граждане, не слушайте подстрекательские речи эмигрантов… которые, призывая нас следовать их подстрекательским призывам по радио, могут только ввергнуть нас в большую катастрофу»
[120]. В ответ на обвинения лондонского радио в предательстве Гаха ответил: «Господин Бенеш не видит того, что вижу я. Слезы матерей и жен, которые обращают ко мне свои отчаянные просьбы относительно своих сыновей и мужей, попавших в несчастье, будучи совращенными подстрекательскими радиопередачами. Он может позволить себе предаваться иллюзиям, строить воздушные замки и рисовать заманчивые картины будущего… У нас же нет другого пути, чем оставаться лицом к лицу с действительностью и действовать трезво, сообразно голым фактам реальности»
[121].
Бенеш тоже ответил резко: «Так называемое правительство протектората и его президент (Гаха – Прим. автора.) уже не являются правительством». Он понимал, что если публично не открестится от Гахи на фоне массовых репрессий в Чехии, то пострадает и репутация самого эмигрантского правительства, которое до этого публично защищало Гаху как патриота.