Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. | Николай Платошкин | страница 186 | LoveRead.ec

«Ультрареформаторы» в руководстве КПЧ избрали еще более «прогрессивный» метод общения с народом, чем Дубчек. С пражанами, которые у Детского дома подписывали петицию в поддержку Президиума ЦК КПЧ, «спонтанно» встретился Смрковский. Он заявил, что делегация КПЧ едет в Чиерну с двумя мандатами народа: «Мы должны защитить политику, которую начали, и при этом должны ясно дать понять, что в Чехословацкой социалистической республике, в стране чехов и словаков, ее политику и будущее станут определять только чехи и словаки…»^[774]. Второй частью мандата народа, по словам Смрковского, была обязанность не допустить ухудшения отношений с СССР.

Надо признать, что Смрковский был настроен в отношении предстоявших переговоров достаточно реалистично: «О многих вещах мы можем договориться, некоторые вопросы оставим открытыми и будем о них и дальше вести переговоры».

Не желая отставать от Смрковского, «искупаться в толпе» пришел и Кригель.

С другой стороны, московская «Правда» напечатала 30 июля 1968 года письмо 99 рабочих завода «Авто-Прага» (расположенного в пражском районе Высочаны), адресованное «советским друзьям». В день начала переговоров в Чиерне 29 июля письмо зачитали по московскому радио. Рабочие критиковали выпады в печати против союзных войск в связи с маневрами «Шумава». Авторы письма считали: «…достойному и честному гражданину нашей родины… не может мешать… присутствие ваших войск и войск Варшавского договора. Как раз наоборот, он бы чувствовал себя в большей безопасности». «Мы не хотим, – говорилось в письме, – чтобы у нас вернулись времена, когда нарушалась законность, мы все за процесс возрождения как в стране, так и в партии. Но мы категорически против того, чтобы на радио, в печати и на телевидении создавалась атмосфера ненависти к СССР и другим социалистическим странам и партиям. Верьте нам, что это не мы развязали кампанию против военных учений, за ускоренный вывод ваших войск и войск союзников из нашей страны. Верьте, что нам стыдно от всей души за тех людей, которые лицемерно с одной стороны выдают себя за друзей СССР и его народа, а с другой травят и требуют немедленного вывода войск»^[775].

99 рабочих-подписантов подвергли настоящей травле в СМИ как «предателей», руководство завода даже не рекомендовало некоторым из них появляться на работе. В газетах писали, что мнение 99 человек не отражает точки зрения всего коллектива завода. Между тем, еще 19 июля 1968 года в письме профсоюзного и партийного комитетов «Авто-Праги» говорилось: «Мы, на нашем заводе, не согласны со многими явлениями, которые имеют целью нарушить демократический процесс в нашей стране и дружеские отношения с советским народом и народами всех социалистических стран»^[776].

Характерно, что тех, кто подписал на том же заводе петицию в поддержку «2000 слов», никто как предателей не осуждал.

В Москве были возмущены травлей рабочих с «Авто-Праги», потому что, прежде чем опубликовать их письмо в «Правде», Червоненко показал его Дубчеку, и тот сказал, что письмо прекрасное, и его надо сделать достоянием общественности. Теперь же Дубчек не произнес ни слова в поддержку рабочих, а его коллега по партийному руководству Цисарж активно их травил.

31 июля 1968 года газета «Лидова демокрацие» (орган входящей в Национальный фронт Народной партии) писала: «Из этого (из письма, опубликованного в «Правде»), таким образом, вытекает, что работники крупного пражского завода не заботятся о суверенитете своей родины, наоборот, они приветствовали бы приход войск в нашу страну…». Газета «Свободне слово» (тоже орган партии Национального фронта – социалистической) назвала письмо «ударом в спину нашему президиуму, ведущему переговоры в Чиерне-над-Тиссой с советским политбюро…»^[777].

Даже «Руде Право», орган ЦК КПЧ, поспешила сообщить, что на заводе работают более 4500 человек, и точка зрения 99 подписантов не отражает мнения трудового коллектива. И вообще, завод практически находится в отпуске, а те, кто на нем остались, якобы узнали о письме своих коллег из газет. При этом «99 рабочих» писали то же самое, о чем говорили Дубчек, Кригель, Смрковский как о «мандате народа», – они были против ухудшения отношений с СССР.

В Москве попросили на время переговоров в Чиерне не допускать в городе каких-либо демонстраций и обеспечить отсутствие там журналистов, особенно западных. Просьба была отнюдь не случайной. 29 июля ЦРУ сообщило, что в Чиерне 28 июля был замечен и выдворен оттуда корреспондент журнала «Ньюсуик»^[778].

Как только советская делегация прибыла в Чиерну, выяснилось, что в нарушение принятых на себя обязательств принимающая чехословацкая сторона пригласила в городок массу западных корреспондентов (из ФРГ, Австрии, США, Франции).

Встреча в Чиерне была позднее названа Дубчеком в его мемуарах «переговорами с динозаврами».

Но эти самые «динозавры» всеми силами пытались оттянуть военное решение чехословацкого кризиса. В информации для местных партийных организаций КПСС о переговорах в Чиерне Политбюро ЦК КПСС так описывало цели советской делегации:

«…еще раз обратить внимание руководства КПЧ на чрезвычайную серьезность ситуации, сложившейся в ЧССР, и на необходимость безотлагательного осуществления действенных мер против контрреволюционных элементов;

– оказать воздействие в нужном направлении на тех членов руководства КПЧ, которые занимают примиренческую позицию по отношению к правым, антисоциалистическим силам;

– поддержать в руководстве КПЧ товарищей, выступающих с принципиальных марксистско-ленинских позиций, активизировать их борьбу за нормализацию положения в партии и стране;

– еще раз использовать влияние КПСС для того, чтобы не допустить отхода КПЧ и ее руководства от общих интернационалистских позиций братских партий социалистических государств, укрепить традиционные дружественные связи ЧССР с Советским Союзом и другими социалистическими странами»^[779].

О том, какую важность в Москве придавали этой встрече, свидетельствует факт, что в первый и последний раз в истории СССР почти все советское политбюро выехало за рубеж.

Начинались переговоры сложно и быстро зашли в тупик. Обе стороны повторили свои известные взгляды. Хотя члены чехословацкой делегации Биляк, Швестка и Риго сказали, что не во всем согласны с линией Президиума ЦК КПЧ, на большинство в данном президиуме это никакого впечатления не произвело.

Во время переговоров наиболее напористо повел себя Шелест. Он поднял вопрос о статусе и положении украинского национального меньшинства в Словакии. Занявшись выяснением, кто в чехословацком руководстве «правый», Шелест оскорбил Кригеля, назвав его «галицийским евреем». Дубчек, правда, пишет, что Кригеля оскорбил как раз Косыгин. В любом случае, этот выпад до предела обострил обстановку. Косыгин был вынужден отправиться к поезду чехословацкой делегации и принести извинения за Шелеста, «зашедшего слишком далеко».