Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. | Николай Платошкин | страница 172 | LoveRead.ec

Несмотря на то, что Дубчек все время убеждал Брежнева, что никак не может повлиять на СМИ, Президиум ЦК КПЧ того же 3 июля принял на сей счет целый ряд решений, правда, совершенно противоположных тем, которых ждали в Москве. Был ликвидирован еженедельник ЦК КПЧ «Культурни творба» («Культурное творчество»), который занимался исследованием общественных наук. Вместо него решили создать новый журнал «Политика», уже фактически не как орган ЦК, а как «свободную трибуну марксистов-интеллектуалов и сознательных рабочих». Интересно, что новый орган, видимо, не должен был представлять всех рабочих, части которых отказали в «сознательности».

Был основан и новый журнал «Теория» – «лаборатория творческого марксизма».

Таким образом, партия активно лишала себя контроля даже над своими собственными изданиями. Кроме того, Институт истории КПЧ был переименован в Институт истории социализма и выведен из подчинения ЦК. Институту предложили уделять больше внимания новейшей чехословацкой истории, то есть разоблачению «ошибок» и «деформаций».

После районных конференций, в начале июля стали созываться областные, которые окончательно утверждали предложенные в районах списки делегатов на чрезвычайный съезд. Таким образом, КПЧ беспрерывно заседала, занималась самобичеванием и сведением внутренних счетов.

На 1 июля 1968 года в компартии Чехословакии состояли 1 687 565 членов, причем особенного наплыва после января 1968-го не наблюдалось. Были приняты 18282 новых члена, но одновременно исключены 6956 человек – естественно, «догматиков» и «консерваторов» вроде Новотного.

70 % новых коммунистов были моложе 30 лет, 67,4 % были чехами, 28,6 % – словаками и 3 % – венграми^[697]. Среди «новобранцев» было 34,6 % рабочих, 22,3 % – инженерно-технических работников, 9,8 % студентов, 7,7 % чиновников, 6,8 % учителей и 5,4 % членов сельхозкооперативов.

Что касается отличительных черт областных конференций, то на них еще сильнее проявилась разница позиций между чешскими и словацкими областями. Если в Чехии на областные конференции опять прошли в основном интеллигенты, то в Словакии было больше рабочих и служащих. Поэтому там уделялось много места экономическим проблемам, и довольно открыто критиковалась экономическая реформа. Большую роль на конференциях, как в Чехии, так и в Словакии, стал играть и вопрос федерализации.

Если «2000 слов» стали пропагандистским инструментом для обеспечения «правильного состава» делегатов предстоявшего съезда, то организационным инструментом стала созванная 6 июля 1968 года конференция пражской организации КПЧ.

Самозваный «интеллектуальный лидер демократизации» Гольдштюкер (теперь в ореоле мученика после вышеупомянутой анонимки) открыто обрушился в своем выступлении на рабочий класс. Мол, раньше интеллигентов всегда считали, в отличие от рабочих, «ненадежными». «Если вы возьмете речи Новотного за последние 10 лет его деятельности, то вы вряд ли найдете в них хотя бы одно предложение, в котором не было бы недооценки роли интеллигенции по сравнению с рабочими массами… При этом только единство мозгов и рук может дать нам источник разумного развития»^[698]. По Гольдштюкеру, получалось, что мозгов у рабочих нет совсем – они исключительная прерогатива интеллигенции. К тому же этот тезис Гольдштюкера поразительно напоминал лозунг Гитлера о «единении работников лба и кулака».

Пражская конференция подвергла резкой критике Гусака и Биляка за требование паритетной федерации. Ректор Высшей партийной школы ЦК КПЧ Хюбл (тоже радикальный «реформатор») напомнил, что Биляк раньше вообще был против федерации как таковой.

В своем выступлении лидер пражских коммунистов Шимон опроверг собственное выступление на майском пленуме ЦК КПЧ и заявил: «Мы за то, чтобы партия устанавливала контакты со всеми организациями, которые высказываются по политическим вопросам, чтобы она не уклонялась от переговоров ни с Клубом беспартийных активистов, ни с „Клубом-231“, ни с различными организациями молодежи, чтобы внутри этих организаций заботливо отделяли людей, имеющих хорошие намерения, от действительно антикоммунистов; чтобы проводилась большая политика национального примирения с бывшей социал-демократией; чтобы заключались целесообразные компромиссы с этими организациями, чтобы мы сами излишне не отбрасывали людей в оппозицию».

Шимона поддержал председатель пражского комитета Национального фронта Кржен, заявивший, что фронт должен быть открыт для новых организаций: «Фарисейство представлять политику без компромиссов». При этом с самой массовой организацией фронта – профсоюзами – Кржен почему-то не слишком хотел работать.

Еще 7 июня 1968 года газета «Свободне слово» (орган входившей в Национальный фронт социалистической партии) опубликовала следующее сообщение: «Представители социал-демократов в Праге обсудили на своей встрече 5 июня сообщение об учреждении подготовительного центрального комитета чехословацкой социал-демократической партии, который уже установил связи с ЦК Национального фронта».

Смрковский, который всего 10 дней назад назвал «2000 слов» контрреволюцией, в своем выступлении на конференции говорил о необходимости «политического партнерства» с оппозицией.

Он сообщил, что недавно получены письма от компартий стран ОВД, и некоторые делегаты выразили недоумение, почему партийные организации с этими письмами не ознакомлены. Смрковский сказал: «Мы находимся в фокусе самых разных нажимов и взглядов. И не всегда легко обо всем говорить»^[699]. Но фактически из выступления следовало, что он расценивает письма компартий ОВД как «нажим».

Хотя никто на конференции содержания писем не знал, был предложен проект резолюции по данному вопросу, в котором говорилось: «Мы полностью поддерживаем Президиум ЦК КПЧ в его усилиях по всестороннему обеспечению нашей государственной и партийной независимости, особенно в деле развертывания процесса возрождения в ЧССР. Только на этой основе можно строить равноправные и товарищеские отношения с другими коммунистическими партиями. Любой другой подход незамедлительно привел бы к самым трагическим последствиям для нашего положения в международном рабочем движении, но, прежде всего, для дальнейших судеб социализма в нашей стране. Мы не уклоняемся от каких-либо дискуссий и дружеских советов, исходящих от коммунистических партий. Однако мы считаем совершенно неприемлемым стремление подменить деловую аргументацию политическим или экономическим нажимом. Такие действия мы рассматривали бы как грубое вмешательство в наши внутренние дела»^[700].

Причем дальше в резолюции содержалось требование ознакомить делегатов конференции с письмами от социалистических стран (!).

Получалось, что «нажим» осудили, даже не зная, о чем в этих самых письмах идет речь. От Президиума ЦК КПЧ конференция требовала сообщить о мерах, принятых в СМИ относительно писем. Тут уже Смрковский испугался выпущенного им самим «политического джинна» и начал просить отложить публикацию писем, так как речь идет о «внутрипартийном вопросе» и сам президиум эти письма пока не обсуждал.