Орлы императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Лев Полушкин cтр.№ 58

А. Орлов, по свидетельству Гельбига, нес корону «три четверти часа» — это лишь 45 минут, между тем. как утверждает камер-фурьерский журнал, шествие продолжалось 2,5 часа. В таком случае переход более чем в три четверти часа — это как раз третья часть пути от Невской лавры до Зимнего дворца. Значит, корону несли, сменяясь, три человека? Кто в таком случае сменял Орлова и Барятинского? Кстати, к этому времени из главных заговорщиков, бывших в Ропше, в живых кроме А. Орлова оставался только Ф. Барятинский. Если же допустить, что Алексея Григорьевича сменяли более достойные с точки зрения павловской толпы лица, то миссию эту следует рассматривать как почетную! Лубяновский, говоря об этом событии, записал, что во время перенесения останков Петра III царские регалии везли в карете, и тогда, если верить другим очевидцам, некоторое время корону нес Орлов, а потом ее передали в карету. С точки зрения этики, казалось бы, нести императорские регалии должны были люди, близкие покойному и заслуженные (нельзя же корону отдавать в «грязные» руки!). Нет ничего удивительного, что даже «дураки» поражались, как сказано в мемуарах Ф. Головкина, что «для оказания почестей праху Петра III выбрали именно тех людей, которые подготовили его смерть». Это решение, как и многие другие, принимавшиеся Павлом, еще раз подтверждало его неспособность или нежелание убеждать общество в правильности своих поступков.

5 декабря церемониал заканчивался торжественным перенесением обоих гробов из Зимнего дворца в Петропавловскую крепость. Участвующих в погребении собрали в 7 часов утра, к 8 часам были построены войска также по обе стороны всего пути следования. Солдатам пришлось мерзнуть до 11 часов, когда императорская семья подошла к катафалку для поклона, и после литии гробы установили на колесницы, запряженные цугом в 8 лошадей каждая. Шествие сопровождалось пальбой из орудий. Впереди несли хоругви, за которыми следовало духовенство, далее — колесницы с гробом Екатерины и с гробом Петра. Шлейф длинной мантии Павла и еще более длинный шлейф императрицы несли камергеры. С ними рядом шли великие князья с женами, а за ними следовали остальные: придворные и особы первых четырех классов [64, 251].

Погребальное шествие совершалось в сопровождении знамен и гербов завоеванных в царствие Екатерины областей: Таврической, Волынской, Литовской, Подольской, Самогитской, Семигальской и Курляндской, что следует рассматривать как знак благодарности покойной императрице и показное подчеркивание ее заслуг перед Россией.

Очевидно, что за длительный период господства Екатерины Павлу приходилось не раз слышать о своем сомнительном происхождении. Вряд ли поэтому Петр Федорович даже после смерти мог рассчитывать на сыновнюю любовь Павла, тем более, что детство наследника, по свидетельствам очевидцев, прошло при не столько равнодушном, сколько презрительном отношении к нему отца. Так что об искренней сыновней любви говорить не приходится. То же можно сказать и по отношению к Екатерине, завещавшей наследство любимому своему внуку Александру Павловичу и почти открыто враждовавшей в последние годы с сыном, что было всем известно. Поэтому столь пышная процедура похорон была оценена не однозначно. Большинством частных лиц это событие было оценено как издевательское над памятью родителей.

Но истинная оценка была высказана официальной прессой. Вот как это событие воспевалось в «С.-Петербургских ведомостях» от 9 декабря 1796 г.:

Учитывая существовавшие в те годы строжайшие требования цензуры, вряд ли можно сомневаться в том, что текст этого сочинения был согласован с новым императором.

Настало время вспомнить о «копии» Ф. Ростопчина; подписываясь под присягой, Алексей Григорьевич еще не подозревал, что сообщники Павла найдут в бумагах Екатерины его «не существующее письмо».

В дальнейшем нам придется часто обращаться к работам М. А. Корфа и Н. К. Шильдера. Насколько можно доверять этим двум историкам, предоставим право судить самому читателю.

Модест Андреевич Корф (1800–1876), окончив вместе с А. С. Пушкиным Царскосельский лицей, начинал службу в департаменте юстиции. Потом последовательно занимал должности помощника редактора и редактора в Комиссии составления законов, а с 1826 г. служил во втором отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которая фактически находилась под начальством М. М. Сперанского, называвшего впоследствии М. Корфа «лучшим нашим работником», владевшим к тому же «золотым пером».

Сперанский обратил внимание Николая I на способности молодого чиновника, и в июле 1827 г. Корф получает чин коллежского советника и одновременно придворное звание камергера, а еще через два года — статского советника. Затем М. Корф служил управляющим делами Комитета министров, а в апреле 1843 г. назначается членом Государственного совета.

Сблизившись с придворными кругами и императорской семьей, Модест Андреевич заслужил расположение к нему Николая I, отзывавшегося о нем как о «человеке в наших правилах», который «смотрит на вещи с нашей точки зрения».

В 1848 г. был учрежден так называемый Цензурный комитет, в состав которого М. Корф назначается членом, а в 1855–1856 гг. становится председателем и устанавливает жесткий контроль за средствами печати [60/1, 576].

Кроме того, Модест Андреевич был крупным ученым-историком, его избрали в почетные члены Петербургской Академии наук, основными его трудами являются «Восшествие на престол императора Николая I», «Жизнь графа Сперанского», «Брауншвейгское семейство» и другие. Проводившийся по личному поручению Александра II сбор материалов для издания книги о Николае I требовал обращения к многочисленным фондам различных архивов, вследствие чего к этой работе Корф привлек помощников, ближайшим из которых был Владимир Васильевич Стасов.

Рукопись «Брауншвейгское семейство» хранилась в библиотеке Зимнего дворца и доступ к ней имели в основном члены императорской фамилии. По понятным причинам она не могла быть опубликована во времена царской власти.

Забытая рукопись своим воскрешением обязана И. М. Смирновой и А. В. Шаврову при участии Ю. Б. Живцова, которые исследовали как документы, связанные с происхождением текста монографии из фондов М. А. Корфа и В. В. Стасова, так и два варианта рукописи. Одна из них находилась в фонде Стасова, другая — в фонде собирателя исторических документов и коллекционера А. Б. Лобанова-Ростовского [34, 16].

М. Корф, а по его поручению и В. Стасов, имевшие неограниченный доступ к императорскому архиву, собрали и систематизировали бесценные документы.

Сам Модест Андреевич вспоминал о разговоре с Николаем I, последовавшим сразу после назначения его директором Императорской публичной библиотеки. Когда заговорили о библиотеках и архивах, государь вспомнил «о хранящихся в Государственном архиве делах о цесаревиче Алексее Петровиче и о Таракановой…