Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 437

Оптимизм и уверенность крепли по мере того, как в СССР возникали признаки растущего раскола и затруднений в реформировании внутренней жизни, тогда как американцам их правительство обещало чудеса в виде новых оборонительных инициатив в космосе. Притом что тысячи ученых назвали рейгановский проект безнадежным, советское правительство не могло пойти на расходы, связанные с разработкой проекта, альтернативного американскому. Американцы воспрянули духом еще и в 1986 году, когда их бомбардировщики поднялись с территории Англии для выполнения карательной акции против Ливии, неуравновешенный правитель которой поддерживал антиамериканских террористов (важно, что власти Советского Союза по этому поводу выразили меньшую озабоченность, чем многие западные европейцы). Однако куда меньший успех ждал президента Р. Рейгана, когда он попытался убедить своих соотечественников в том, что более надежное утверждение американских интересов к Центральной Америке на самом деле пойдет им на пользу. Но он остался удивительно популярным в США политиком; только после его ухода в отставку до простых американцев стало доходить, что за 10 лет его правления пропасть между богатыми и бедными в их стране значительно увеличилась.

В 1987 году плоды переговоров по контролю над вооружениями удалось оформить в виде соглашения по ядерным ракетам среднего радиуса действия. Несмотря на многочисленные потрясения и ослабление позиций с появлением новых очагов власти, ядерное равновесие сохранялось достаточно долго для первых инициатив по деэскалации напряженности между супердержавами. Их правители, по крайней мере пусть даже не власти других стран, стремящиеся к обладанию ядерным оружием, если уж на то пошло, признали, что ядерная война в случае ее развязывания несла опасность фактического уничтожения человечества, и начинали с этим что-то делать. В 1991 году настало время дальнейших драматических событий, когда американцы и советские представители согласовали радикальное сокращение существующих арсеналов.

Такие огромные изменения в международных отношениях нельзя было провести без далекоидущих последствий для остальных стран. В конце 1980 года мало нашлось бы причин полагать, будто народам Восточной Европы и Советского Союза предстояло пережить невзгоды, идущие в сравнение разве что с испытаниями 1940-х годов. Зато уже всем стало ясно, что народам европейских коммунистических стран приходилось все труднее обеспечивать даже те скромные темпы роста народного хозяйства, которых они достигли. Сравнение с рыночной экономикой капиталистического мира становилось все больше не в их пользу, хотя оно казалось совсем не противоречащим вердиктам 1953, 1956 и 1968 годов или советской власти в Восточной Европе. Панцирь, обеспечиваемый Варшавским договором, казался все еще способным консолидировать социальные и политические изменения, созревавшие 30 с лишним лет (а то и больше, если кому-то хочется принять в расчет великие навязанные изменения Второй мировой войны и ее последствия).

Коммунистическая Европа на первый взгляд выглядела поразительным монолитом. В каждой стране восточного блока была своя единственная правящая партия; карьеристы связывали с ней свою судьбу наподобие того, как в старину корыстные люди тянулись ко дворам и покровителям, а также церкви. На Западе считали, что у каждой такой страны (и в первую очередь в самом СССР) существовало к тому же невероятное и непостижимое прошлое, не поддающееся ни поминовению, ни порицанию, зато груз этого прошлого тяготел над интеллектуальной жизнью и политическим дискурсом, действуя на них разлагающе. В народном хозяйстве восточноевропейских стран сложилось такое положение, что капиталовложения в тяжелую промышленность и средства производства поначалу вызвали бурный рост (более энергичный в одних государствах, чем в других), а затем появилась международная система торговых соглашений между коммунистическими странами во главе с СССР с последующим приданием ей необходимой жесткости через централизованное планирование. Развитие промышленности стран социалистического содружества было чревато ущербом окружающей среде и возникновением проблем в сфере народного здравоохранения, скрываемых под видом вопросов государственной безопасности. Все масштабнее и заметнее становилась также проблема обеспечения населения всевозможными потребительскими товарами; считавшиеся обычными в Западной Европе, они все еще оставались большой роскошью в восточноевропейских странах, отрезанных в то время от преимуществ международной хозяйственной специализации.

К середине 1950-х годов частную собственность на землю в Восточной Европе по большому счету отменили, заменив ее собственностью кооперативной и совхозной, хотя внутри такой во многом однородной системы со временем появились самые разнообразные варианты. В Польше, например, около четырех пятых сельхозугодий при советской власти в конечном счете возвратили в распоряжение частных владельцев. Производительность аграрного сектора в странах социалистического лагеря осталась низкой, однако урожаи сельскохозяйственных культур достигали от половины до трех четвертей урожая стран Европейского сообщества. К 1980-м годам все эти государства с точки зрения экономики признали в разной степени несостоятельными, разве что за исключением одной только Восточной Германии. Но даже в ГДР размер ВВП на душу населения по итогам 1988 года оценивался на уровне всего лишь 9,3 тысячи долларов США по сравнению с 19,5 тысячи в ФРГ. Проявлялись и многочисленные иные проблемы. Сокращались капиталовложения в основные фонды, уменьшалась их доля в мировой торговле. Накапливалась задолженность в твердой валюте. В одной только Польше реальная заработная плата в 1980-х годах сократилась на 20 процентов.

Так называемой «доктриной Брежнева» (сформулированной им в речи, произнесенной в Варшаве в 1968 году) предусматривалось, что определенные события в странах восточного блока могли потребовать (как это уже случилось в Чехословакии в том же году) прямого советского вмешательства с целью предохранения интересов СССР и его союзников от любых попыток повернуть социалистическое народное хозяйство на капиталистические рельсы. При этом Брежнев к тому же проявлял интерес к проведению политики разрядки напряженности между двумя политическими системами, и в своей доктрине он отобразил реализм по поводу возможных угроз международной стабильности из-за действий раскольников в странах социалистического лагеря. Такого рода угрозы можно было устранить путем обозначания ясных пределов. С тех пор внутренние изменения в Западной Европе, поступательно продвигавшейся ко все большему процветанию, и память о поздних сороковых годах, оставшихся в прошлом, послужили устранению некоторых оснований для напряженности между Востоком и Западом. К 1980 году после революционных изменений в Испании и Португалии к западу от линии Триест – Шецин не осталось ни одной диктатуры и повсеместно победила демократия. На протяжении 30 лет восстания промышленных рабочих против своих политических хозяев случились только в Восточной Германии, Венгрии, Польше и Чехословакии, то есть странах социалистического содружества.

После 1970 года, а еще активнее после заключения Хельсинкского соглашения 1975 года с осознанием отличий в жизни по сравнению с Западной Европой в восточном блоке появляются группы так называемых диссидентов, выживших и даже усиливших свои позиции в условиях репрессий на Востоке. Постепенно кое-кто из партийных работников или народно-хозяйственных специалистов и даже рядовых членов партии начали утрачивать веру в рациональность подробного централизованного планирования. Усилились дискуссии о преимуществах рыночных механизмов. Сам же ключ к коренным переменам тем не менее лежал совсем в другом месте. В условиях применения «доктрины Брежнева», на страже которой стояла Советская армия, не существовало ни малейших оснований рассчитывать на возможность не санкционированных из Москвы перемен в какой-либо из стран Варшавского договора.