Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 191

Для правителей Англии в этой борьбе проявлялись новые элементы младенческих представлений о национализме (в основном в силу крупных побед, одержанных при Креси и Азенкуре), и они вызвали на долгие времена чувство отторжения к французам. Столетняя война представляла важность для французской монархии потому, что она в некотором роде послужила прекращению феодальной раздробленности и разрушению своего рода барьеров между жителями пикардистами и гасконцами, норманнами и французами. К тому же по большому счету эта война пошла на пользу французской национальной мифологии; ее величайшим приобретением стала биография и пример Жанны д’Арк, удивительная судьба которой пришлась на времена переломного момента в затянувшейся борьбе с англичанами, хотя немногие французы тех дней знали о ее существовании вообще.

Два результата войны, имевших величайшее значение и обещавших долгосрочное влияние, состояли в том, что после битвы под Креси англичане в скором времени взяли Кале, а также в том, что в конечном счете Англия потерпела поражение. Кале предстояло принадлежать англичанам на протяжении 200 лет, и он к тому же служил воротами во Фландрию, где на нужды нескольких промышленных городов шла английская шерсть, а позже пошла на экспорт готовая ткань, которой торговали англичане. Окончательное поражение Англии означало, что ее связь с территорией Франции фактически прекратилась к 1500 году (хотя в XVIII веке Георга III все еще величали «королем Франции»). Англия снова практически превратилась в остров. После 1453 года французские короли могли двигаться дальше в деле консолидации своего государства и больше не беспокоиться по поводу непонятно чем обоснованных территориальных притязаний королей Англии, постоянно приводивших к войне. У них появился шанс спокойно заняться на досуге установлением собственного суверенитета над мятежными феодалами. Война в любой стране в конечном счете способствовала укреплению монархии.

Процессы, служившие заложению фундамента для национальной консолидации, пусть даже беспорядочные и непоследовательные, можно было наблюдать в Испании. К 1500 году испанцы нашли мифологизированное основание для своей национальной истории в собственном изложении так называемой Реконкисты. Особую форму и колорит испанскому национальному самосознанию придала суть затянувшейся войны проповедников христианской религии с носителями ислама. Саму Реконкисту на словах иногда причисляли к подвигам крестового похода. Ее проповедовали как дело, способное объединить людей, различающихся по степени просвещения и происхождению. Иногда, между прочим, христианские короли вели активную работу с мавританскими союзниками, и случались периоды мирного сосуществования, когда казалось так, что никакое чувство религиозной исключительности внешне совсем не разделяли народы, живущие бок о бок на Пиренейском полуострове. Все-таки Реконкиста тоже представляла собой череду колониальных войн по возвращению и возделыванию земель, завоеванных арабскими армиями несколькими веками раньше.

Таким образом, границы христианских королевств разными по интенсивности толчками медленно продвигались вперед. В середине XII века город Толедо снова провозгласили христианской столицей (а его крупнейшую мечеть приспособили для службы в качестве собора), и в XIII веке кастильцы заняли территорию Андалусии, а арагонцы штурмом взяли арабский город Валенсию. В 1340 году, то есть после отражения крупного арабского наступления, с успехом на поле боя пришла опасность анархии, возникшая по вине неугомонной знати Кастилии, вознамерившейся на самоутверждение. Монархи взяли себе в союзники городских жителей – бюргеров. За учреждением усиленного личного правления последовало объединение корон Арагона и Кастилии через заключение брака в 1479 году по формуле Los Reyes Catylicos, то есть «католических монархов» между Фердинандом II Арагонским и Изабеллой I Кастильской. Тем самым облегчалось одновременно изгнание мавров и фактическое создание единой страны, хотя эти два королевства долгое время оставались формально и юридически самостоятельными. Одна только Португалия на Пиренейском полуострове осталась за пределами структуры новой Испании; ее правители цеплялись за независимость, часто подвергавшуюся опасности со стороны мощного соседа.

Заметных признаков проекции будущих наций на территории Германии отыскать в те времена было трудно. Надежной основой для политической власти потенциально могли послужить претензии на титул священного римского императора. Однако после 1300 года римский император фактически утратил все причитающееся такому титулу почтение. Последний немец отправился в Рим и навязал там свою коронацию как императора в 1328 году, но особого счастья это ему не принесло. Одной из причин его провала стал затянувшийся в XIII веке спор между вступившими в соперничество за власть императорами. Второй причиной историки называют неспособность императоров к консолидации их монаршей власти в собственных доминионах.

В Германии вотчины сменявших друг друга императорских семей обычно дробились и обособлялись. Императорские выборы находились в ведении великих магнатов. После избрания императорам не предоставлялось отдельной столицы, способной послужить центром зарождающейся немецкой нации. В складывавшихся политических обстоятельствах они принуждались передавать все большие принадлежавшие им полномочия формальным вассалам. Правители крупных городов в пределах своих территорий стали пользоваться имперскими полномочиями. В 1356 году исполнители документа, традиционно воспринимающегося в качестве вехи в немецкой системной истории (хотя он служил всего лишь регистрацией свершившегося факта), под названием «Золотая хартия» («Золотая булла»), назвали семь выборных князей, которые приобрели практически все императорские права на собственных землях. Их юрисдикция, например, считалась впредь абсолютной; какие-либо апелляции из их судов императору направлять запрещалось. В такой обстановке ослабления императорской власти сохранились разве что воспоминания из мифологии, которые все еще служили искушением для честолюбивых князей.

В конечном счете императорский трон перешел по наследству к австрийской семье дома Габсбургов. Первого Габсбурга на должность императора выбрали в 1273 году, но этот случай на протяжении долгого времени оставался единичным. Имперское величие этому дому еще только предстояло, ведь из Габсбургов практически без перерыва пошли императоры от вступления на престол Максимилиана I в 1493 году и до конца империи в 1806-м. И даже тогда им еще целое столетие пришлось править великим государством. В самом начале Габсбурги обладали одним важным преимуществом над остальными претендентами: в отличие от немецких князей они располагали большим богатством. Но главные ресурсы они приобрели после заключения брака, когда им в конечном счете досталось наследие герцогства Бургундия, считавшегося самым богатым из всех европейских государств XV века, а еще один брак позволил завладеть большей частью Нидерландов.

Посредством наследования и заключения брака Габсбурги добавили к своим вотчинам еще и Венгрию с Богемией. Впервые с XIII века представлялось возможным достижение настоящего политического единства в Германии и Центральной Европе в целом; для воплощения в жизнь миссии семьи Габсбургов по объединению раздробленных династических территорий теперь появился потенциальный инструмент в виде имперского сана. К тому времени империя фактически прекратила играть свою роль к югу от Альп. Борьба за ее сохранение там долгое время запутывалась в сетях итальянской политики: соперники по междоусобице, истощавшей итальянские города, назвали себя гвельфами и гибеллинами, даже когда эти имена давно утратили свое первоначальное значение для приверженцев папы или императора. После XIV века на территории Италии не оставалось ни одной императорской вотчины, и императоры едва ли ее посещали, кроме как на венчание короной Ломбардии. Императорские полномочия делегировались «викариям», которые считали свои отделения викариатов практически такими же самостоятельными административными образованиями, как владения курфюрстов Германии. Таким правителям и их викариатам присваивались титулы, некоторые из них сохранялись до XIX века; герцогство Миланское числится одним из первых. Но некоторые прочие итальянские государства появились несколько иначе. Помимо нормандского юга, «Королевства обеих Сицилий», существовали республики, величайшими из которых считались Венеция, Генуя и Флоренция.