– Ну, согласитесь хотя бы взглянуть на лошадь и вещи… В цене мы сойдемся
– Вот теперь вы становитесь разумнее. Да, я, конечно, взгляну на вещи. Но предупреждаю: я ничего не знаю о владельце вещей и лошади. И ничего не хочу знать! Я рассчитаю справедливую цену, а об остальном мы говорить не будем.
– Идет!.. Начнем с вещей!
Несколько мгновений спустя Бартоломео и еврей Эфраим вели в комнате Рагастена ожесточенный торг. Но в конце концов они пришли к согласию.
– Заберите это и пойдем посмотрим лошадь.
– Нет… Оставим. Если животное мне не понравится, сделка не состоится. Зачем же нагружаться?
И они направились в конюшню.
Капитан был тут. Лошадь била землю копытом, ржала, рвалась с привязи и постоянно поворачивала голову к дверям. Бедное животное ожидало своего хозяина и, конечно, не могло понять причину его долгого отсутствия. Эфраим обошел лошадь, проверил зубы, копыта, прощупал скакательные суставы и, как знаток, восхитился великолепным пегим животным.
Наконец два приятеля договорились о цене. Эфраим вспомнил о вещах и вернулся в сопровождении Бартоломео в комнату Рагастена. И вдруг оба от удивления вскрикнули. Вещи исчезли!
– Что это значит? – спросил подозрительно еврей.
– Ничего не понимаю! – ответил задрожавший Бартоломео.
– Здесь были воры…
– Что вы!.. В гостинице еще никто не проснулся. Это какая-то магия.
– Магия, воровство или колдовство, но вы мне возвращаете всё, что я вам отдал за вещи, и удерживаете только стоимость лошади.
Сказав это, Эфраим, который в глубине души полагал, что достойный Бартоломео выкинул плохую шутку, направился, не переставая ворчать, в конюшню. Хозяин гостиницы, ошеломленный необъяснимой пропажей. Они вошли и… остановились в немом изумлении перед стойлом Капитана. Лошадь была там всего десять минут назад. Теперь и она исчезла…
Приятели глядели один на другого в смятении.
На этот раз подозрения еврея рассеялись. Конечно, хозяин мог мошенническим образом унести пакет с вещами… Но лошадь!
– Я ничего не понимаю, – пробормотал уже он.
– А я тем более! – стуча зубами, сказал Бартоломео.
– Полагаю, что какой-то ловкий мошенник выманил лошадь. Тем более, – заметил Эфраим, только что вышедший во двор, – тем более что вы оставили ворота приоткрытыми… Посмотрите сами…
– Ну, это уж слишком! Я уверен, что затворил их, а открыть их снаружи нельзя.
На это уверение еврей не нашел ответа.
– Всё это крайне подозрительно, – признался он через несколько секунд. – В чем бы там ни была причина, но я очень сожалею, что меня зря потревожили в такую рань… Идем, вам остается только вернуть мне деньги.
А! Вот и настал тяжелый момент, когда мастер Бартоломео должен был вернуть дукаты, так почтенно приобретенные продажей лошади, ему не принадлежащей.
И в то время как Эфраим удалился, Бартоломео вернулся в общий зал и, бледный, дрожащий, опустился на скамью и пробормотал:
– В моей гостинице поселились привидения!..
Мастер Бартоломео, придавленный столь крупным несчастьем, пустился в мрачные размышления…
XXV. Набат
Нырнув в желтоватые воды Тибра, шевалье хотел доплыть до гостиничных ступеней. Сначала он плыл под водой. Такая предосторожность была отнюдь не лишней, потому что из Веселого дворца, в тот самый момент, как он нырнул, раздались аркебузные и пистолетные выстрелы.
Вынырнул Рагастен уже далеко от дворца. Он снова ушел под воду и в очередной раз вынырнул возле ступеней гостиницы. Несколькими мощными гребками он добрался до них и ухватился за одну из плит как раз в том месте, где цеплялся несчастный Франческо.
Рагастен выбрался из воды и энергично потряс головой подобно спаниелю.
– Настоящая лихорадка злобы душит сестру и брата! – пробормотал он. – Никогда не видел таких одержимых. Один хотел отрубить мне шею, другая – поразить очаровательным стилетом, который я выронил в Тибре. Жалко… Впрочем, хватит об этом. Чувствую, что римский воздух становится чересчур опасным для меня…
Вот так, разговаривая подобным образом с собой и не теряя понапрасну времени, Рагастен проник в свою комнату. Он увидел разложенные на кровати и свои вещи и обмундирование, купленное им накануне в предвидении скорого выступления в поход под началом Чезаре. В мгновение ока он сменил старую одежду на сухую, которая, казалось, поджидала его.
Одевшись с ног до головы, он нацепил доспехи, а сверху – пояс с великолепной шпагой, снятый им с Чезаре. Рагастен проверил ее, согнув клинок.
– Бедная моя рапира! – вздохнул он. – Каково-то ей в лапах этого непревзойденного пакостника дона Гарконио? Да ладно! Этот клинок ничуть не хуже. На обмене я нисколько не потерял. Эта гнусная семейка прекрасно вооружена всем, что способно резать, колоть, рубить и убивать иным способом. Надо им отдать должное.
Впрочем, Рагастен потерял на обмене куда меньше. Правда, его рапира имела только одну заслугу, но зато какую ценную! Это был клинок на все случаи жизни. Но шпага Чезаре заканчивалась великолепной рукоятью, на которой Рагастен с удовлетворением обнаружил дорогой бриллиант и несколько рубинов меньшей ценности.
В одно мгновение он сложил использованные вещи в пакет и бросил его в Тибр. Покончив с переодеванием, он выскользнул в коридор, прошел по нему на цыпочках, вышел во двор и, придерживаясь стены, проскользнул в конюшню.
Рагастен собирался было оседлать и взнуздать Капитана.
– Смотри-ка! Всё уже сделано! – почти не удивился он, хотя на рассвете это могло показаться очень даже странным. – Салют, Капитан! Ты счастлив меня видеть, не так ли?.. И я тоже. Ну-ну, молчи!
Капитан заржал от удовольствия и начал бить землю копытом. Рагастен погладил его, успокоил и вывел за повод во двор.
Шевалье быстро провел лошадь к воротам, открыл их, вывел Капитана потом вскочил в седло и удалился рысью.
«Ясно, – размышлял он, – что меня будут искать к северу, по дороге во Францию или Флоренцию. Тогда отправимся на юг, в Неаполь!»
И он погнал коня к Южным воротам. Вскоре Рагастен их увидел. Ворота вот-вот должны были открыть, потому что солнце уже вставало.
Рагастен перевел лошадь на шаг, так как не хотел обнаруживать свою торопливость перед постом. Спешащий человек бросается в глаза. Мирно едущего всадника, возможно, и заметят, но он не вызовет подозрений.
В то самое мгновении, когда Рагастен менял аллюр лошади, возбужденно глядя на ворота, за которым лежали свобода и жизнь, какой-то всадник выехал из боковой улочки, сделал удивленное лицо и попытался приблизиться к нашему герою, которого он приветствовал, выказав знаки глубокого почтения.