– Аниса. – Он широко улыбнулся. – Лайла никогда прежде не видела его таким. Это была не гордая усмешка капитана, и не лукавая усмешка сердцееда, а полная обожания улыбка старшего брата. У Лайлы не было ни братьев, ни сестер, и она не сразу поняла этот взгляд, лишь ощутила в нем простую, слепую любовь, и у нее в душе что-то дрогнуло.
Вдруг девочка отстранилась, так же внезапно, как только что кинулась к брату, и на ее лице появилось выражение шутливого упрека, какое Лайла не раз замечала у Алукарда.
– А где Эса? – спросила она, и Лайла вздрогнула – не от самого вопроса, а оттого, что задан он был по-английски. В Красном Лондоне на этом языке не говорили – им пользовались, только если хотели произвести впечатление при дворе. А еще на нем говорила королевская семья.
Алукард рассмеялся.
– Ну конечно. – Он переступил порог. – Меня три года не было дома, и первый же твой вопрос – о кошке. – Они скрылись внутри, и Лайла осталась перед запертой дверью.
Алукард Эмери, капитан «Ночного шпиля», маг, участвующий в турнире… Особа королевской крови? Кто-нибудь об этом знает? Или же знают все? Лайла почему-то не удивилась. С самой первой встречи на борту «Ночного шпиля» она знала, что капитан носит маску. И все это время пыталась разглядеть человека, скрытого под ней. Теперь она узнала правду, и это давало ей преимущество. А когда имеешь дело с такими, как Алукард Эмери, не воспользоваться преимуществом грешно.
Дом был окружен декоративной стеной, и Лайла, уцепившись за ветку, вскарабкалась на нее. Ее силуэт сливался с кронами деревьев. Усевшись наверху, она сумела заглянуть в широкие стеклянные окна – многие не были закрыты ставнями. Лайла двинулась вдоль дома, следя за Алукардом и его сестрой. Они вошли в парадный зал, где ярко пылал камин. Присев на корточки, она разглядела в зале человека. Он был похож на Алукарда – те же волосы и глаза, та же квадратная челюсть, но без Алукардовой улыбки она выглядела суровее. Он был на несколько лет старше Алукарда.
– Здравствуй, Беррас, – приветствовал его Алукард. Слова долетели до Лайлы сквозь стекло.
Человек, которого назвали Беррас, шагнул вперед, и на миг показалось, что он сейчас ударит Алукарда, но не успел: девочка выскочила вперед и прикрыла собой брата. Жест показался привычным, как будто она проделывала его много раз, и это было страшно. Рука Берраса застыла в воздухе. На пальце Лайла заметила широкое кольцо в виде пера, точно такое же, как у Алукарда.
– Аниса, уйди, – приказал он.
Девочка заколебалась, но Алукард с улыбкой кивнул ей, она попятилась и вышла из зала. Едва они остались одни, Беррас рявкнул:
– Где Кобис?
– Я выбросил его за борт, – ответил Алукард. Лицо Берраса скривилось, и Алукард усмехнулся: – Да что ты, Беррас, я же пошутил. Твой жалкий шпион мирно спит в таверне вместе с остальной командой.
При упоминании о людях со «Шпиля» Беррас презрительно фыркнул.
– Напрасно ты так, братец, – сказал капитан. – «Ночной шпиль» ходит под королевским флагом. Оскорбить мой пост – значит нанести обиду дому Марешей, а это никому из нас не нужно.
– Чего явился? – прорычал Беррас и взял кубок, но отпить не успел: Алукард ударил его по запястью. Вино выплеснулось широкой лентой и свернулось кольцами. Через мгновение оно застыло куском рубинового льда.
Алукард взял висящий в воздухе кристалл и рассеянно осмотрел его.
– Я приехал на турнир. А сюда заглянул посмотреть, как поживает моя семья. Глупо было надеяться, что я встречу радушный прием.
Он бросил ледышку в камин и шагнул к двери.
Беррас не раскрыл рта, пока Алукард не очутился на пороге.
– Надо было оставить тебя гнить в тюрьме.
Губы Алукарда тронула горькая усмешка:
– Хорошо, что это зависело не от тебя.
С этими словами он выскочил из зала. Лайла пошла по стене, свернула за угол и увидела Алукарда – он стоял на широком балконе, выходившем во двор. За стеной в рассеянном мерцании реки виднелся королевский дворец.
Лицо Алукарда застыло в ледяном спокойствии, но пальцы, стиснувшие перила, побелели.
Лайла не издала ни звука, однако Алукард вздохнул и сказал:
– Подглядывать нехорошо.
Черт возьми. Она забыла о его способности видеть магию. Такой дар очень пригодился бы в воровском деле, и Лайла в который раз задумалась: интересно, можно ли украсть талант, как безделушку из кармана?
Она шагнула с невысокой стены на перила и спрыгнула к нему на террасу.
– Капитан, – произнесла она, то ли приветствуя, то ли извиняясь.
– Опять скажешь, что просто заботишься о своих интересах? – спросил он. Но в голосе не слышалось злости.
– А ты не сердишься, – заметила она.
Алукард приподнял бровь, и она вдруг поняла, что ей не хватает знакомой искорки над бровью.
– Пожалуй, нет. Кроме того, мои экскурсии совершенно безобидны по сравнению с твоими.
– Ты за мной следил? – возмутилась Лайла.
– Какое ты имеешь право обижаться? – усмехнулся он.
Лайла покачала головой, тихо радуясь, что не пошла напрямик во дворец к Келлу. Честно говоря, она до сих пор не решила, когда увидится с ним. И увидится ли вообще. Но когда – и если – она решится на это, ей бы очень не хотелось, чтобы за ними шпионил Алукард. Келл в этом мире важная особа, он принц, он святой, даже если для нее он всего лишь глупый контрабандист, который слишком много хмурится и едва не довел их обоих до беды.
– Чего усмехаешься?
– Ничего. – Лайла взяла себя в руки. – Значит, Алук? Да?
– Это прозвище. Они есть у всех. И к твоему сведению, я предпочитаю, чтобы меня называли Алукард. Или капитан Эмери.
– А команда знает?
– О чем?
– Что ты… – Она обвела рукой особняк, подыскивая слово.
– Это не секрет, Бард. Арнезийцы хорошо знают дом Эмери.
В его взгляде читалось: «Странно, что не знаешь ты».
– Разве ты не слышала, как меня называют «вестра»?
– Слышала. Я думала, это ругательство. Вроде «пилс».
Алукард беззвучно расхохотался.
– Для них – может быть. Это означает «человек из королевской семьи».
– Вроде как принц?
Он невесело рассмеялся.
– Должно быть, я тебя разочаровал. Ты бы хотела, чтобы я был пиратом. Надо тебе было пробираться на другой корабль. Но не волнуйся. Между мной и троном много дверей. И у меня нет желания их открывать.
Лайла задумалась.
– Но если все всё знают, то почему ты прячешься, как вор?
Он окинул взглядом садовую стену.
– Потому что в городе много других людей. Некоторых я не хочу видеть. А другим не хочу показываться на глаза.