Свежий капитан второго ранга и обладатель Владимира четвёртой степени зашёл к Нахимову за приказом, согласно которому командир батареи получал полную свободу рук. Возле приёмной Семаков наткнулся на писаря Синякова. Тот как раз выходил из кабинета адмирала со стопкой бумаг. Лицо однорукого унтера было настолько ужасным, что могло испугать любого офицера российского флота, когда-либо служившего под началом Павла Степановича.
– Братец, что такое случилось? Адмирал здоров ли?
Будь у ветерана вторая рука, он ей махнул бы в расстроенных чувствах.
– Мне дали переписать приказ главнокомандующего. Ей-богу, ваше благородие, уж лучше бы какая хвороба!
Слова прозвучали почти кощунственно, но командир «Морского дракона» сразу догадался, что новости не из разряда ординарных.
– Да говори, чего уж там, всё равно узнаю. Поди, на всех кораблях велено зачитать?
Последовала нехорошая пауза.
– Приказано линейные корабли затопить по списку, чтоб неприятель не прорвался в Севастопольскую бухту. Армия отступает, а нам… отстаивать придётся. Там уж в бухте Владим Лексеич… того… командует. – Тяжкий вздох. Рот немолодого унтера скривился, но тот превозмог себя и добавил: – Поздравляю, ваше благородие, повышением в чине. Но только Христом-богом прошу, не ходите к Пал Степанычу.
Понять такую совершенно не унтерскую деликатность Семаков мог, но решил, что может найти нужные слова для адмирала.
Войдя, кавторанг тут же пожалел о собственной бездумной храбрости. Лицо Нахимова было чёрным от горя и гнева. Сухим бесстрастным голосом адмирал произнёс:
– Приказ, что вы запросили, готов. Вот он.
Не было сказано вслух, но прямо чувствовалось дополнение: «И убирайтесь отсюда к разэтакой матери».
Надо было что-то сказать. Младший по званию встал по стойке «смирно».
– Ваше превосходительство, экипаж «Морского дракона» сделает всё, что в силах человеческих, чтобы Севастополь устоял. – Пауза. Сглотнув, Семаков добавил: – Кроме того, мы сделаем то, что за пределами человеческих возможностей. Честь имею!
В глазах адмирала блеснула короткая живая искорка – и тут же погасла. Чуть заметным жестом он разрешил посетителю удалиться.
Выйдя на воздух, Семаков позволил себе облегчение чувств большим боцманским загибом. Он знал эти корабли. Мало того: он знал большую часть служивших там офицеров. Он мысленно представил себе – а что, если бы пришёл приказ уничтожить «Морского дракона»? И ведь не выполнить нельзя! От такой мысли на душе стало ещё гаже.
Но сразу началась привычная работа: анализ. Линейные корабли – допустим, но ведь остаются ещё пароходофрегаты, да и парусники поменьше тоже. Нет, ещё не всё потеряно.
Глава 7
Матросы с «Морского дракона», отряженные на сухопутную позицию, были чрезвычайно заняты. Под руководством мичмана Шёберга они собирали и устанавливали гранатомёты. Не обошлось, разумеется, без подначек со стороны соседей-артиллеристов.
– Что ж за перекладина на пушке? Портки сушить, что ль?
– Ну и орудие у вас, с этаким тоненьким стволом воробьев пугать в самый раз!
Артиллеристы с «Морского дракона» небрежно и лениво отругивались. У них были основания для вальяжного поведения – любовно надраенные кресты, сиявшие на неярком зимнем солнце.
– И воробья можем напужать, но вот беда: в открытом море такие не водятся. Вот и приходится вражеские корабли топить. И не орудия это – гранатомёты. Гранатами, стал-быть, охаживаем.
Насмешник чуть сбавил градус напора:
– Отчего ж не ядрами?
– А вот как покажем, что эти гранаты делают, так сразу и поймёшь, – солидно отвечал Плёсов, – мы-то уж и видали, и слыхали, аж посейчас в ушах звенит.
В разговор вступил седоусый армейский фельдфебель от соседей:
– Они, что ль, бомбические, эти гранаты?
– Да нет, и почище того будут.
– Я ведь не шутейно спрашиваю, – с намёком на укоризну отозвался сухопутный.
– Отставить разговоры! Плёсов, тебя в первую очередь касается! А ну, братцы, устанавливай щиты. Начинать с ближнего. Да берите ввосьмером!
– Ваше благородие, так вшестером справлялись.
Мичман, вопреки ожиданиям, ответил без малейшей фанаберии:
– Знаю, что вы все силачи превеликие, но тут запас потребен. Не ровён час, у кого нога подвернётся иль там рука соскользнет… Давайте щит к гранатомёту… Тароватов, чуть двинь на меня… хорош… а теперь всем вместе маленечко вон в ту сторону… Отменно! Закрепляй, братцы.
– Эт-та что такое?! Мичман, что за непотребство вы тут на пушку устанавливаете? – послышался начальственный рык.
Шёберг, сохраняя на лице истинно северную невозмутимость, скомандовал своим матросам:
– Продолжайте закреплять! Максимушкин, проследи, чтобы всё в аккуратности сделали. – После чего повернулся на голос. Тот принадлежал неизвестному подполковнику.
Мичман действовал строго по уставу: козырнул, назвался и разъяснил положение дел:
– Мичман Шёберг, второй помощник с корабля «Морской дракон», честь имею! В настоящее время командую батареей из двух гранатомётов, каковые в данный момент собирают мои подчинённые. Орудия на батарее отсутствуют. Осмелюсь обратить внимание: конструкция сих гранатомётов представляет собой военную тайну.
Штаб-офицер в слова не вслушивался, ибо находился на точке кипения.
– Немедленно снять эту железку! У вас артиллеристы настолько трусливы, что боятся пуль и прикрываются щитами? Вы дух воинский подрываете!
Вопреки второму принципу термодинамики голос Шёберга сделался холоден:
– Назовите себя и цель вашего пребывания на батарее.
– Подполковник Теребилов, Волынский полк. Назначен в помощь артиллеристам. Потрудитесь исполнить приказ, мичман!
– Я не ваш подчинённый, господин подполковник…
Это было плохо замаскированной дерзостью, самое меньшее. Согласно армейским традициям, младшие офицеры при обращении к подполковнику приставку «под» опускали. Но именно в данный момент Шёберг не был настроен на повышенную учтивость.
– …И нахожусь здесь по приказу вице-адмирала Нахимова. Также в пределах моих полномочий допускать в расположение батареи только тех, у кого имеется надлежащее разрешение… – Из кожаного планшета был извлечён письменный приказ Нахимова. – Извольте прочитать со вниманием.
Подполковник проявил нерешительность. Судя по необыкновенно наглому поведению мичманишки, приказ он имел серьёзный, и читать эту бумагу не было никакой нужды. Надо было отступить с достоинством, но, пока штаб-офицер раздумывал на эту тему, мичман вспомнил про очень важное обстоятельство. Его рука скользнула к поясной кобуре и наполовину достала пистолет (на нём настоял командир). Огонёк светился.