– Так точно, сэр.
– Лейтенант, если ты не встанешь ещё через один удар сердца, я койку сложу прямо с тобой внутри, ясно выражаюсь?
– Так точно, сэр!
Она сидела неподвижно, безвольно свесив руки, точно кукла, пока старуха-виканка вымыла её и срезала бóльшую часть волос, – но не поднимала глаз, пока в шатёр не вошла капитан Фарадан Сорт.
– Так сойдёт, – сказала она, взмахом руки приказывая двум виканкам удалиться. – Вон отсюда.
Хором процедив что-то, что Фарадан сочла за проклятья, обе женщины вышли.
Фарадан Сорт посмотрела на девушку:
– Длинные волосы только мешают, Синн. Без них удобней будет. Я по своим не скучаю. Ты не говоришь, но, думаю, я понимаю, в чём дело. Так что слушай. И ничего не говори. Просто слушай меня…
Оседающий серый пепел поглотил последний свет солнца, а тучи пыли с дороги оседали на обочинах. Последние вздохи мёртвого города катились над Четырнадцатой армией – всё, что осталось от огненной бури, – но и того было довольно множеству солдат, которые ждали звуков горна, сигнала к выступлению.
Кулак Кенеб забрался в седло, собрал поводья. Вокруг него звучал кашель – равно от людей и животных, жуткий звук. Повозки, набитые перебинтованными ранеными солдатами, выстроились на дороге, точно катафалки, – испачканные сажей, почерневшие от огня, смердящие пожарищем. Кулак знал, что среди раненых можно найти и Тина Баральту – он сильно обгорел, а лицо было чудовищно изуродовано – целитель Дэнула сумел спасти глаза, но борода военачальника загорелась и большая часть губ и носа обратились в пепел. Как бы он не сошёл с ума, хотя до сих пор Баральта, к счастью, не приходил в себя. И другие, такое множество…
Кенеб увидел, как к нему скачет Темул с двумя всадниками. Предводитель виканцев натянул поводья и покачал головой.
– Нигде их не нашли, Кулак. Это не удивительно – но знай, Кулак: были и другие дезертиры, однако всех их мы выследили. Адъюнкт приказала убивать следующих на месте.
Кенеб кивнул, отвёл глаза.
– Отныне, – продолжил Темул, – мои виканцы не будут исполнять приказы других малазанских офицеров.
Кулак ошарашенно уставился на Темула:
– Кулак, твои виканцы – сами малазанцы.
Молодой воин скривился, затем развернул коня.
– Отныне они – твоя забота, Кулак. Высылай кого хочешь на розыски, но Четырнадцатая их ждать не будет.
Как только виканцы отъехали, зазвучали горны, и армия пришла в движение.
Кенеб поднялся в седле и огляделся. Солнце уже зашло. Слишком темно, чтобы что-то толком разглядеть. Но где-то там, во тьме оставались Синн и капитан Фарадан Сорт. Дезертиры. Проклятая женщина. Я-то думал, что она… в общем, не ожидал, что она способна на такое.
Многих И'гхатан сломил, сломил полностью – и мало кто из несчастных оправится. Никогда не оправится.
Четырнадцатая армия двинулась по западной дороге в направлении к Сотканской Развилке, оставляя за собой пыль, пепел и уничтоженный город.
Голова у неё была змеиная, узкие глаза светились зелёным светом, и Бальзам, словно зачарованный, смотрел, как в приоткрытой пасти мелькает раздвоенный язык. Волнистые, тяжёлые чёрные волосы извивались щупальцами, и на конце каждого красовалась крошечная человеческая голова с распахнутым в жалобном крике ртом.
Пожирательница Ведьм, Тесорма Раадиль, закутанная в шкуру зебры, покачивала всеми четырьмя руками, в которых сжимала четыре священных оружия племён Дал-Хона. Болас, каут, серп и камень – этого он никогда не понимал: а более очевидные варианты где?
[2] Нож? Копьё? Лук? Да кто их вообще выдумал, этих богинь? Какой же безумный, извращённый, издевательский разум мог породить таких чудищ? Кто бы это ни был… я его ненавижу. Или её. Даже скорее всего – её. Всегда это «она». Она же ведьма, так? Нет. Пожирательница Ведьм. Значит, наверное, мужчина – и вовсе даже не безумный и не глупый. Кто-то же должен пожирать всех этих ведьм.
Но богиня подступала к нему. К Бальзаму. Посредственному колдуну – даже не так, бывшему колдуну, а теперь уже просто солдату. Сержанту. Но куда, Худова плешь, подевался его взвод? И вся армия? Как Бальзам вообще попал в саванны своей родины? Я же оттуда сбежал. Ещё как сбежал. Скот пасти? Охотиться на жутких, кровожадных тварей – и это называть весёлым развлечением? Это не для меня. Не для Бальзама. Я уже столько бычьей крови выпил, что пора бы рогам пробиться, и столько коровьего молока, что того и гляди вымя вырастет…
– …так что иди от меня прочь, Пожирательница Ведьм!
Она расхохоталась – разумеется, с шипением – и сказала:
– Я алчу плоти заблудших колдунов…
– Нет! Ты ешь ведьм! А не колдунов!
– А кто говорил о еде?
Бальзам попытался удрать, заметался, но вокруг были скалы, глухие стены, острые выступы. Он был в ловушке.
– Я в ловушке!
– Отойди от него, змея похотливая!
Громовой голос. Ну – такой, тихий гром. Бальзам поднял голову и оглянулся. На расстоянии вытянутой руки от него стоял здоровенный жук – на задних лапках, так что клиновидная голова оказалась бы на уровне коленей Бальзама, если бы тот мог встать. Так что жук – здоровенный в относительном смысле. Импарала Ар, Навозный Бог…
– Импарала! Спаси меня!
– Не бойся, смертный, – проговорил жук, покачивая усиками и передними лапками. – Она тебя не получит! Нет! Ты нужен мне!
– Тебе? Зачем?
– Чтобы копать, о мой смертный друг. Прорывать обширные залежи мирового навоза! Лишь твой род, человек, с вашим ясным видением, вашей бескрайней жаждой! Ты, переносчик мусора и создатель сора! Следуй за мной, и мы проедим себе дорогу в саму Бездну!
– Ох, боги, ну ты и воняешь!
– Не обращай внимания, друг мой! Скоро и ты сам…
– Отступите от него, вы, оба! – Третий голос – пронзительный – зазвучал откуда-то сверху, он быстро приближался. – Лишь мёртвые и умирающие выкрикивают истину!
Бальзам поднял взгляд. Британ Труп, одиннадцатиглавая богиня стервятников.
– Да отстаньте от меня! Все вы!
Но теперь уже со всех сторон зазвучал нарастающий гомон голосов. Боги и богини, полный набор омерзительных далхонских божеств.
Ох, зачем же нам их столько?!
Это сестру забрали, не её. Она помнила всё так ясно, словно это было вчера, ночь лжи, которая явилась в деревню подле Итко-Кана, когда море слишком долго молчало и оставалось пустым. Когда пришёл голод, все новомодные верования – державных, справедливых богов – отбросили. Во имя Пробуждения вернулись древние ужасные обряды.