История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Перхин cтр.№ 60

Но как ни странно настоящее, еще страшнее будущее, если планы Гитлера осуществятся. Если Россия уцелеет, у великого народа найдутся творческие силы залечить раны, как бы глубоки они ни были. Придет время, и «новая жизнь зацветет в развалинах». Но если победит гитлеровская Германия? Война ведется не из-за клочка земли, на котором не будет даже места, чтобы похоронить всех убитых, как говорит Гамлет. Гитлер пытался изобразить это нашествие на Россию, как «крестовый поход» против большевизма и коммунизма, и призывал к этому «святому делу» всех. Но эта дымовая завеса, которая обманула только тех, кто заранее хотел быть обманутым. Истинная его цель – разрушить, уничтожить Россию на века, обратить ее отчасти в «жизненное пространство» для немцев – давняя мечта всех немецких завоевателей, – отчасти в рабскую колонию.

Эта цель совершенно ясно была сформулирована Гитлером еще в «Моей борьбе». Теперь бывший конфидент Гитлера Раушинг, подтверждает это в своей статье в «Times». «Не победа над Англией, – говорит он. – важна Гитлеру: основная цель войны – включение России в состав Рейха, покорение ее». Ради этого все способы хороши. «Я надеюсь, – сказал Гитлер в своей речи в мюнхенской пивной, где собирались когда-то его первые соратники, – что в ближайшем будущем мы сможем принять некоторые меры, которыми мы медленно, шаг за шагом, но наверняка, задушим Россию». Это удушение и захват России до Волги «Hamburger Fremdenbktt» называет «нашей восточной миссией». Гитлер тоже говорит об этой «миссии»: «Наша миссия состоит в том, чтобы помешать русской степи раскинуться на Европу». Немецкий завоеватель мечтает о том, чтобы Германия «раскинулась» на Россию. Он поставил себе целью уничтожение не только государства Российского, но и русского народа: «Мы обязаны, – сказал он Раушингу, – сделать все, чтобы русская земля обезлюдела. Надо будет выработать технику этого. Природа жестока, – мы тоже имеем право быть жестокими. В момент, когда я брошу в ураган войны цвет германизма, кто может оспаривать мое право уничтожить миллионы людей низших рас, которые размножаются, как насекомые? Впрочем, я их не уничтожу, – я систематически сделаю невозможным размножение: например, отделением на ряд лет мужчин от женщин. Есть еще много иных способов систематически сокращать размножение нежелательных народов».

Это кажется бредом помешанного.

Но не надо забывать, что этот буйный помешанный ныне – повелитель Европы. Что за ним послушно идут восемь-десять миллионов немцев. Тот же «Hamburger Fremdenblatt», предвкушая заранее полное осуществление «миссии», вычисляет, сколько погибнет русских и без тех мер, которые собирается принять Гитлер. Немецкие «пессимисты», по его словам, полагают, что на «сожженной земле» должны вымереть «естественно», – от голода и болезней – до десяти миллионов, и даже тридцать!

Этот бред осуществляется на наших глазах в Польше, ставшей «Восточной провинцией» Германии. Там – под всякими предлогами и без предлогов – идет систематическое уничтожение польского населения – в особенности польской интеллигенции⁴³. Для вернейшего удушения национальной культуры стремятся уничтожить прежде всего мозг страны, ту силу, которая оформляла национальное самосознание, хранила и оберегала национальную традицию. Чтобы подавить надолго, если не навсегда, самую возможность возрождения этой культуры, «низшую», славянскую, расу лишают образования: только элементарные школы разрешены для нее: только грамотой и четырьмя правилами арифметики должны быть ограничены ее знания. Для управляемых рабов этого достаточно. Университетское образование – привилегия расы господ.

Россию ждет та же участь, – если не худшая: заявил же Гитлер, что «русские – скоты», занятая немцами часть России вместе с окраинными государствами – Украина, Белоруссия с Прибалтикой – ныне уже не Россия, а Остляндия. К этой Остляндии – Восточной области – будут присоединены, по мере завоевания, новые русские земли. Во главе ее поставлен теоретик нацизма, вдохновитель Гитлера и ненавистник России и славянства – прибалтийский немец Розенберг. Его ближайшие помощники – нацистские деятели с полууголовным прошлым: Кох, Кобе и Лозе⁴⁴. Тяжко даже подумать, что ждет нашу родину, если эти люди будут иметь время до конца осуществить свою программу. А если они останутся, они ее осуществят – «медленно, но наверняка». Они пунктуальны и систематичны даже в своем бездушии и жестокости.

Русский народ инстинктом почувствовал грозящую опасность и стал на защиту родины. В исключительно тяжелых условиях, один на один на Европейском континенте с сильнейшей в мире военной машиной, русская армия уже шестой месяц ведет героическую борьбу. Пять месяцев упорных, кровопролитных боев, пять месяцев отступления не сломили ее духа. Русская армия своей доблестью завоевала уважение всего мира.

Странно только, что для некоторых эта доблесть русского солдата как будто неожиданна. Во всяком случае для нее подыскивают какие-то специальные объяснения. Одни говорят, что все граждане Советского Союза идут на фронт с решительностью бороться до победы, так как хотят защищать, «пусть еще недостаточные и недостаточно еще реализованные, но несомненные и громадные революционные достижения». Для других все объясняется террором, царящим в России и в армии: солдат «гонят на убой». Каждый дает объяснение сообразно со своим подходом к современной России. Но разве не проще объяснить это естественным чувством патриотизма, любви к своей родине?

Разве такое поведение русского солдата ново? Разве не таково оно было всегда на протяжении всей русской истории? Вспомним Отечественную войну. Иностранцы охотно объясняют победы русской армии «генералом Морозом». Но им нельзя объяснить ни упорного сопротивления русских, ни их мужества. А Севастопольская кампания⁴⁵, когда после одиннадцатимесячной осады и неослабевающего сопротивления остатки русской армии не хотели покидать крепость, которую приказано было сдать? Солдаты плакали, уходя из Севастополя. Всем известно, в каких условиях приходилось бороться русской армии в прошлую войну. На ураганный огонь немецкой артиллерии часто почти нечем было отвечать, ибо на пушку бывало только по два снаряда. Солдатам иногда не хватало даже винтовок: подошедшие резервы ждали, когда можно будет воспользоваться оружием товарищей, убитых в передовых окопах. Сопротивление – во время которого было немало блестящих побед – длилось более трех лет, пока армия была не сломлена, а разложена большевистской пропагандой. Всегда – в удаче и неудаче – русский солдат оставался все тем же: простым, спокойным и мужественным. Генерал Скобелев, знаток русского солдата, дал ему такую любовно-шуточную характеристику. В других армиях, – говорит он, – уже после двух-трех поражений падает дух. «А у нас этого бояться нечего: почешется солдат, покачает головой; ишь ты, скажет, такой-сякой, как ловко вздул! Ну де ладно, поколотим и мы».

Сотрудник «Р.М.», Ингерсол, правильно определил настроения армии и народа в России: «Падет ли Россия?» – спрашивает он, – «Не думаю. Во всяком случае не так, как пала Франция». Каково бы ни было будущее, уже теперь русский народ и русская армия имеют право сказать о себе то, что слышала Дороти Томпсон от одного «очень большого» англичанина: «Нельзя ручаться, что мы победим. Но если мы и погибнем, то погибнем теперь так, как подобает великому народу, а не падем жалкими жертвами собственной апатии. Если мы погибнем, мы оставим теперь по себе память. Да, о нас будут вспоминать! И, может быть, через века, если этот мир будет разрушен, новый будет построен потому, что народ будет вспоминать о нас».